очень нудно 
37 
— Что? Все мы вот-вот ноги протянем от старости. И ты желаешь, чтобы они везде меня сопровождали?
— Мне все равно, даже если они ноги еле волочат: их присутствие поможет уберечь тебя.
Они вошли в библиотеку, и Дуглас плотно прикрыл за собой дверь.
— Боюсь, что сейчас примчится Уилликом, а я жажду немного покоя.
— Уилликом принимает угрозу твоей жизни куда ближе к сердцу, чем ты сам. Он спросил меня, нельзя ли на время нанять его племянника, способного вбить гвоздь в стену ударом кулака. Разумеется, я согласилась. У нас теперь еще один лакей и охранник. Этот Реми дежурит от полуночи до трех, а Роберт — от трех до шести.
Дуглас взял бутылку бренди и налил себе и жене.
— Я много думал об этом, Алекс, и, клянусь, не могу вспомнить никого, кто ненавидел бы меня с такой силой. Все это кажется мне таким театральным: месть, выстрелы… Если нити тянутся к Жоржу, могу сказать, что действительно встречался с, ним несколько раз после восемьсот третьего года, когда мы оставили его в Этапле. Поскольку ему не удалось убить Наполеона, он обратил свой взор на его генералов и сподвижников и расправился с шестерыми еще до сражения при Ватерлоо. Но все это было пятнадцать лет назад, Алекс. Пятнадцать лет! Он умер как раз после Ватерлоо, в начале восемьсот шестнадцатого года.
— Когда мы узнаем, есть ли у него дети?
— Надеюсь, скоро.
— Я вот тут подумала, Дуглас. Помнишь ту миссию, с которой тебя отправили во Францию в начале восемьсот четырнадцатого года? Ты все твердил, что это не опасно и что тебе поручили переправить кого-то в Англию.
Дуглас вдруг словно стал моложе и принял чрезвычайно самодовольный вид.
— Ничего не скажешь, это мне удалось скрыть от тебя.
— Кто это был, Дуглас?
— Джентльмен, обеспеченный и предложивший военному министерству достаточно ценную информацию, чтобы заслужить безопасное убежище в Англии. Я поклялся никогда не выдавать его имени.
— Значит, у него не было причин ненавидеть тебя?
В конце концов ты его спас.
— Совершенно верно.
— Скажи, Жорж имел какое-то отношение к человеку, которого ты привез из Франции?
— Милорд, сейчас очередь Реми дежурить.
Дуглас едва не уронил свое бренди, но тут же круто развернулся, сунув руку в карман, где лежал пистолет.
Однако никого не увидел, кроме стоявшего на пороге Уилликома.
— Какого черта вы появляетесь как из-под земли? Господи, Уилликом. Я же мог пристрелить вас!
— Но сначала нужно услышать мои шаги, а это, смею сказать, почти невозможно, потому что я скольжу, как тень, в истинной манере Холлиса. Осмелюсь также заверить, что, почувствуй вы мое присутствие, все ваше существо было бы наполнено теплом и сознанием собственного благополучия. Поэтому вы никогда не пристрелили бы меня, милорд.
— Вы правы, Уилликом, — улыбнулась Александра. — Даже Холлис не смог бы передвигаться более бесшумно, чем вы. Где расположился Реми на ночь?
— Он бродит, миледи, повсюду, от чердака до подвала, и добирается до конюшни. Маячит в тени, прочесывая дорожки, и даже заглядывает в парк. Видит и слышит все. Поверьте, милорд, он стоит каждого пенни, которое вы ему платите.
— Что же, звучит ободряюще. Уже поздно, Уилликом.
— Да, милорд. Простите, вы узнали что-нибудь о злодее, замышляющем укоротить вашу жизнь?
— Пока еще нет. Ложитесь спать, Уилликом.
Когда Уилликом осторожно выбрался из библиотеки, прикрыв за собой дверь, Дуглас повернулся к жене:
— Я уже говорил тебе, что сегодня ты выглядела на редкость привлекательно, если не считать, что твои груди были выставлены на обозрение каждого лондонского распутника.
Александра кокетливо посмотрела на него из-под ресниц:
— До чего же хорошо иметь мужа, который все еще замечает твои… как бы это выразиться, самые выдающиеся достоинства.
— Тут нет ничего смешного, Александра. Я был вынужден удалиться в игорную комнату, боясь, что выхвачу пистолет и пристрелю каждого развратника, который посмел раздевать тебя взглядом.
Жена улыбнулась, обняла его, приподнялась на цыпочки и пробормотала, едва касаясь губами его щеки:
— Ты видел, какой неотразимой была Корри сегодня вечером? То платье, которое ты ей выбрал, очень ей шло.
— Ну разве не поразительно? А я считал, что она совсем плоскогруда. Боюсь только, что она тоже выставила себя напоказ. — Губы Дугласа недовольно сжались. — Я сказал ей и мадам Журден… Немедленно прекрати смеяться, Алекс, или я заставлю тебя об этом пожалеть!
37 
