Отсутствие — Суббота, днем

В спальне звонил не тот телефон, что стоял возле кровати. Звук шел не оттуда. И звонок был другой, более мелодичный, похожий на звонок мобильника, только приглушенный. После третьего звонка она поняла, откуда он исходит — из шкафа для одежды.

В шкафу висел лишь его льняной пиджак: было. слишком жарко, чтобы надеть его, но оставлять такой пиджак смятым в чемодане тоже не годилось. Во внутреннем кармане она обнаружила аппарат. Теперь, вытащенный, он лежал у нее на ладони, такой крохотный и изящный в своем совершенстве, что его можно было принять за хирургический инструмент, каким пользуются при ювелирных операциях на сердце.

Звонки теперь прекратились. Звонивший, не получив ответа, без сомнения, сейчас наговаривал сообщение.

Она насупилась. О мобильнике он не сказал ей ни слова. Скажи он ей это, и она еще в дороге попросила бы телефон, чтобы позвонить домой, и не надо было бы дожидаться, когда они приедут в отель. Но может быть, радиус действия его телефона не так велик и не охватывает расстояния столь дальние, хотя, если судить по географии его деловых поездок за рубеж, это маловероятно. А может быть, жена его проверяет номера на счетах. «О других она знает. О тебе — не знает».

Она вперила взгляд в телефон. На нем, как и следовало ожидать, уже зажглась маленькая табличка неотвеченного звонка в 9.30 вечера, в субботу. Тебе дела нет, Анна, кто это звонил, сказала она себе. Это касается только его и никого больше. Но жар их обоюдных исповедей сделал свое дело и сейчас медленным огнем сжигал ее сознание, мучая ее необходимостью знать — такой же изощренной, как доверительность их недавнего общения. Она набрала цифры автоответчика, и электронный голос пропищал ей в ухо инструкцию, какие кнопки следует нажимать, чтобы прослушать записанное сообщение. Пальцы ее так и ринулись к кнопкам. Может быть, ей требовалось это, чтобы ощутить свою вину и перед его семьей. Звонила, разумеется, женщина. «Женат на француженке», но выговор был американский:

«Привет! Я только сообщить, что сегодня днем имела разговор с нашим клиентом и что он горит желанием, равно как и нетерпением. Не меньше, чем я, знаешь ли. Жду не дождусь. Хочу быть уверенной, что все у тебя в порядке, ты встретился с кем надо и сможешь доставить ее обратно, как было задумано. Я назвала ему конец следующей недели. Надеюсь, что к тому времени мы, как штык, будем дома, хорошо? Не знаю даже, кого я больше хочу видеть — тебя или ее.

Да, кстати, о тех, кто скучает — в твое отсутствие в офисе звонила Софи Вагнер. Та, санкт-петербургская... Я ведь правильно запомнила? По счастью, она перепутала фамилию, и трубку взяла я. Тебе не известно, как она раздобыла номер, а? Вряд ли ты мог поступить так опрометчиво.

Так или иначе, сообщи мне, когда возвращаешься. И не слишком изнуряй себя работой, хорошо? Помни, дорогой, что у тебя имеются кое-где и другие дела и обязанности!» — тут голос дрогнул от смеха.

Сообщение окончилось, и оператор осведомился, желает ли она его стереть, сохранить или же прослушать вторично. Она выключила мобильник, затем опять включила, чтобы проверить, сохранилось ли сообщение. Ему не узнать, что она слушала сообщение.

Она стояла, не сводя глаз с аппарата в руке.

Это по работе, думала она. Женщина — его компаньон, человек, достаточно ему близкий, чтобы позволить себе фамильярный тон — ведь говорила она с ним даже фамильярнее, чем если бы то была жена. И тем не менее, когда Анна захотела проглотить комок в горле, то обнаружила, что горло у нее пересохло. «Жду не дождусь...», скучает... «помни, дорогой, что у тебя имеются кое-где и другие дела и обязанности». Дело даже не в словах: выдает тон. То, с каким пренебрежением была названа Софи, и это наглое подтрунивание, свидетельствующее о сексуальной власти... Если эта женщина и работает вместе с ним, то одновременно она с ним спит. И из слов ее явствует, что тут замешана и другая.

  78