85 
— Отстань. Ты не поймешь! Он мой первый и единственный! А вы все — бессовестные твари — лезете к нему! Если бы вы не были такими суками — он бы не был таким кобелем!
— Ты просто маленькая эгоистка! Выбрала себе в Ромео ходячий член и хочешь его переделать. Если мой муженек узнает о сегодняшнем скандале — мне кранты. Он же бешеный. Катька, брось ты реветь — Женька тебе не пара! Он кобель общего пользования — та — порода. Еще и голубым прикидывается.
— Он любит меня, а вы все завидуете.
— Ты просто начиталась любовных романов — кровьлюбовь, мы в России, детка. Вытри слезы, у тебя еще таких Жень будет…
— А вот у тебя больше не будет. Я тебя, Рита, последний раз предупреждаю. Будешь свои короткие ножки перед Женькой раздвигать — убью.
— Ой как страшно. Я уже тут от скуки чуть не загнулась — муж каждый день убить грозится, теперь сикуха какая-то пугать взялась. Иди танцуй, дура длинноногая.
— Я тебя предупредила».
«Сегодня я своими глазами видела, как от гримерши выскочил раскрасневшийся Женя. Я упрямая, если что задумаю, обязательно сделаю. Я дождалась-таки, пока жаба-Ким выйдет покурить, зашла к ней в гримерку и нашла в ее паршивой сумочке ключи, мне просто надо было снять с них дубликат. Как только я его сделала, потихоньку положила ключи обратно.
Я знала, чего я хочу, и приложила все усилия для выполнения своего плана. Я долго следила за ее квартирой, видела, как оттуда выходила Лена Павлова, но мне все равно кто куда ходит, мое дело другого характера».
«Я опять была в засаде и видела, как пьяный Риткин муженек возвращается домой. У них разразился жуткий скандал, даже с улицы я слышала, как они там орут друг на друга. В окне было видно, как они машут руками, я просто была счастлива — может, хоть он наваляет этой похотливой стерве. Я дождалась темноты, посещение Лены Павловой навело меня на отличную идею, я надела платок и очки, точно как носит Лена, и вошла в квартиру. Муж валялся в пьяном отрубе. Я быстро справилась, все оказалось даже легче, чем я предполагала, — Рита чуть похрипела и испустила дух. Я тихонько вышла из квартиры, аккуратно закрыв дверь. Только на миг я остановилась около парадной, меня посетил глюк — мне вдруг показалось, что за деревом я вижу свое отражение. Я помотала головой, и глюк исчез. Все прошло просто идеально, я выбросила ключи, и теперь никто и никогда не свяжет это убийство со мной…»
— Круто. — Вика осторожно положила листочки на стол. — А вот это уже, похоже, в монастыре…
— Дай сюда! — Григорий выхватил из-под руки Вики страницу и начал читать вслух:
«Вчера я родила девочку. Да, черт побери, девочку! Я так старалась быть хорошей — бросила наркотики, даже не трахалась все эти долгие месяцы, молилась с этим занудным болваном, пахала наравне с деревенским быдлом. Я так старалась, так торопилась, я вызвала эти преждевременные опасные роды, а что было делать? Гришка сказал мне, что эта сука вот-вот родит и у нее-то точно будет мальчик. Нет, никого у нее не будет. Я слишком долго была хорошей девочкой — поверила в сказки, в то, что добрый Боженька даст мне мальчика и кучу бабок в придачу, хрен там — так что буду собой! Пока не рожу пацана — всем лежать-бояться! Кое-кому — в могилах! Добрые все такие вокруг — ненавижу! Всех ненавижу! Рита и Федя скучают, ждут гостей. Сначала — Женечке визит нанесу — подрежу кончик гаду. Если выживет — будет благодарен за обрезание своей подстилке Лене. Ее я не трону — ее тронет Павлов. Я ему такое душевное письмо напишу, он ее по стенкам размажет. А зассыт — я еще что-нибудь придумаю.
Ну и конечно, два добрых зануды — два „мистера добродетель", продержавших меня в этой монастырской дыре… Сначала прибью попа — раскрою ему башку чем-нибудь тяжелым, спрячу. Гришенька приедет — я и его угощу. Потом инсирнирую аварию — поп на скользкой дороге столкнулся с хирургом — какой кошмар! Оба сдохли — сгорели в машинах! Какой ужас! И все — я свободна! Никто мне не помешает, никто про меня ничего не знает. Надо только подождать пару недель, а то погода пока неподходящая. Девчонку пока регистрировать не буду — подкину потом кому-нибудь. Пусть живет — я ж не зверь, просто мне нужен мальчик».
За столом повисло напряженное молчание. Отец Пантелеймон первым осмелился его прервать:
— Хватит чужие письма читать. Грех это. Загубили мы девочку, все виноваты. Я — первый. Надо было больше с ней говорить, чаще в монастырь мотаться, но ты, Ольга, — какова. Как распознала? Почему не сказала? Как на смертный грех — убийство — пошла?
85 
