Последние отзывы

  49  

— Найдется что-нибудь поесть? — спросил он, сбрасывая сапоги в прихожей.

— Найдется.

— А полотенце тут есть?

— Ванная вон там. Полотенца лежат на нижней полке.

Он вышел из ванны в майке и в трусах и плюхнулся на стул. Мокрая одежда и носки висели на полотенцесушителе в ванной. Порыскав в Аннином холодильнике, Линда подала ему еду и замолчала — она знала, что отец любит есть в тишине. В ее детстве считалось смертным грехом болтать или шуметь за едой. Мона не выдерживала — уходила из-за стола, чтобы только не глядеть на своего внезапно онемевшего мужа. Она завтракала обычно после его ухода. Но Линда оставалась за столом. Иногда он опускал газету, чаще всего «Новости Истада», и подмигивал ей, не нарушая священного утреннего молчания.

Он надкусил бутерброд, но кусок словно застрял у него во рту.

— Мне не надо было тебя туда брать, — сказал он. — Это было непростительно. Тебе не надо было этого видеть.

— Что-нибудь сдвинулось?

— Никаких следов. Никакого объяснения.

— А остатки тела?

— Никаких следов. Собаки след не взяли. Мы знаем, что Биргитта Медберг наносила на карту тропки в этих местах. Скорее всего, на эту хибару она наткнулась случайно. Но кто там был? Зачем такое зверское убийство, почему тело расчленено? Почему унесли оставшиеся части тела?

Он доел бутерброд, намазал другой, но есть не стал.

— Теперь я хочу слышать все. Анна Вестин. Твоя подруга. Чем она занимается? Учится? На кого?

— На врача. Ты же знаешь.

— Я перестал доверять своей памяти. Ты говорила, что вы должны были встретиться. Здесь?

— Да.

— И ее не было?

— Не было.

— Может быть, вы друг друга не поняли? Недоразумение исключается?

— Исключается.

— К тому же она всегда пунктуальна? Я правильно понял?

— Всегда.

— Так. Теперь с ее отцом. Его не было двадцать четыре года. И он ни разу не дал о себе знать? И она вдруг встречает его на улице в Мальмё?

Линда рассказала всю историю, стараясь не упустить ни одной мелочи. Когда она закончила, он некоторое время сидел молча.

— В один прекрасный день возвращается без вести пропавший человек, — сказал он наконец, — а на следующий день исчезает другой, причем именно тот, кто обнаружил первого. Один возникает из небытия, другой исчезает.

Он покачал головой. Линда рассказала о дневнике и о тюбике с мазью от экземы. И под конец — о визите к Анниной матери. Он слушал очень внимательно.

— Почему ты считаешь, что она лжет?

— Анна обязательно рассказала бы мне, если бы она когда-то раньше уже видела своего отца.

— Почему ты так уверена?

— Я знаю ее.

— Люди меняются. К тому же никогда и никто не знает другого человека на все сто процентов. Частично — да. Но не полностью.

— Это и меня тоже касается?

— Это касается тебя, это касается меня, это касается твоей матери, и это касается Анны. К тому же есть люди, которых вообще не знаешь. Твой дед был блестящий тому пример — воплощенная загадка.

— Его-то я знала.

— Чего нет, того нет.

— То, что вы с ним не понимали друг друга, вовсе не распространялось на меня. И потом, мы говорим не о деде, а об Анне.

— Мне сказали, ты так и не заявила в полицию.

— Я поступила так, как ты сказал.

— Первый раз в жизни.

— Кончай, а!

— Покажи мне дневник.

Анна принесла дневник и открыла на странице с поразившей ее записью про Биргитту Медберг.

— Попробуй вспомнить — она когда-нибудь называла это имя в разговоре?

— Никогда.

— А мать ты спросила, что у Анны за дела с Биргиттой Медберг?

— Я виделась с матерью до того, как нашла эту запись.

Он поднялся из-за стола, принес блокнот и что-то записал.

— Я попрошу кого-нибудь поговорить с ней завтра.

— Я могу с ней поговорить.

— Нет, — сказал он сухо, — не можешь. Ты еще не полицейский. Я попрошу Свартмана или кого-нибудь еще. И, пожалуйста, сама никуда не суйся.

— Почему ты говоришь с такой злостью?

— Ни с какой злостью я не говорю. Я устал. И мне не по себе. Я ничего не знаю о том, что случилось в этой хижине, кроме того, что это выходит за пределы человеческого понимания. И самое главное, я не знаю вот чего: то, что мы там видели, это финал трагедии или только ее начало?

Он посмотрел на часы:

— Мне надо туда вернуться.

Он встал, но остановился в нерешительности.

  49