Линда посмотрела на спущенное колесо и почувствовала себя виноватой.
— Я здесь ни при чем, — сказала она.
Отец сунул ей предупредительный треугольник.
— А кто сказал, что ты при чем?
Ночью на мосту движения почти не было. Линда подняла голову — небо было совершенно чистым, в недостижимой вышине мерцали ясные холодные звезды. Отец пыхтел и ругался, меняя колесо. Наконец все было готово. Он вытер со лба пот и достал из багажника бутылку с водой. Встал рядом с ней и посмотрел на море.
— Если бы я не так устал, — вдруг сказал он, — можно было бы полюбоваться видом. Не каждый день удается оказаться здесь среди ночи. Но сейчас я хочу спать.
— Мы больше не будем это обсуждать, — сказала Линда, — по крайней мере сегодня. Но я хочу, чтобы ты твердо знал — тот, кто меня ударил, был никакой не наркоман. И уж во всяком случае, грабить он меня не пытался, по крайней мере, пока я была в сознании. Но он мне угрожал. Он сказал, чтобы я не смела продолжать поиски человека по имени Тургейр Лангоос. Ты должен это знать. И я почти уверена, что между этим человеком и Анной есть какая-то связь. Я поехала в Копенгаген, потому что беспокоюсь за Анну. И сейчас, на обратном пути через тот же мост, беспокоюсь еще больше.
— Мы едем домой. Я слушаю тебя внимательно и считаю, что все это очень странно. Но факт остается фактом — человека этого взяли, и его признание выглядит вполне правдоподобно.
Остаток пути прошел в молчании. Когда они добрались до дома, было уже почти пять часов утра. Ключ от «гольфа» лежал на полу в прихожей — Стефан бросил его в щель для почты.
— Ты заметил, когда он мимо нас проехал? — спросила Линда.
— Он, скорее всего, не любит помогать менять колеса.
— А разве дверь подъезда ночью не закрыта?
— Там плохой замок. Теперь твоя машина на месте.
— Это не моя. Аннина.
Он прошел на кухню и вынул из холодильника пиво.
— А как твои дела?
— Сейчас никаких вопросов. Я очень устал и должен хоть немного поспать. И ты, кстати, тоже.
Она проснулась от звонка в дверь. С трудом открыв глаза, поглядела на будильник — четверть двенадцатого. Она накинула купальный халат. Пульсирующая боль в голове прошла, хотя ушибленное место давало о себе знать. Она приоткрыла дверь — там стоял Стефан Линдман.
— Извини, что разбудил.
Она впустила его.
— Подожди секунду в гостиной. Я сейчас.
Она побежала в ванную, быстро сполоснула физиономию, почистила зубы, причесалась и вернулась в гостиную. Он стоял у балконной двери.
— Как ты сегодня?
— Хорошо. Хочешь кофе?
— Не успею. Я просто хотел рассказать об одном телефонном разговоре пару часов назад.
Линда поняла. Он тоже не поверил в ее рассказ там, в больнице.
— Что они сказали?
— Не сразу нашли полицейского, который его допрашивал. Пришлось разбудить некоего Уле Хедтофта. Он работал в ночную смену и был в той патрульной машине, он и задержал этого парня.
Он вынул из кармана кожаной куртки сложенный лист бумаги и поглядел на нее.
— Опиши еще раз этого Ульрика Ларсена.
— Не знаю, зовут ли его Ульрик Ларсен. Но тот, кто меня ударил, был ростом, около ста восьмидесяти, худощавый, черный или темно-синий свитер с капюшоном, темные брюки и коричневые башмаки.
Стефан кивнул и задумчиво потер нос большим и указательным пальцами.
— Уле Хедтофт подтверждает твое описание. Но ты, может быть, что-то перепутала насчет угроз.
Линда энергично затрясла головой:
— Он мне угрожал! Он говорил о том человеке, которого я ищу. Тургейр Лангоос.
— Наверное, какое-то недоразумение.
— Какое еще недоразумение? Я знаю, что говорю. Я все больше и больше уверена, что с Анной что-то случилось.
— Подай заявление. Поговори с ее матерью. Почему, кстати, она не заявляет об исчезновении дочери?
— Понятия не имею.
— Казалось бы, должна побеспокоиться.
— Я не понимаю, что происходит. Не понимаю, почему она не беспокоится. Я только знаю, что Анне может грозить опасность.
Стефан Линдман пошел к выходу.
— Сделай заявление. Мы этим займемся.
— То есть сейчас вы этим не занимаетесь.
Стефан резко остановился, как будто наткнулся на невидимую стену. Ответ прозвучал довольно зло.
— Мы работаем сутки напролет с настоящим убийством. К тому же убийством зверским и отвратительным. И пока ничего не понимаем.