Последние отзывы

  78  

Дело, разумеется, было уже закончено. Пара довольных собой всадников, бодро подпрыгивая в седлах, отгоняла освобожденных коней назад по дороге; возле ведуна, тыкаясь мордой ему в коленку, топталась незнакомая оседланная лошадь, а у ближайшей сосны два других ратника деловито пытались перебросить веревку через толстый высокий сук. Плакал шкет лет пятнадцати, в драной полотняной рубахе, темно-синих шароварах, с босыми окровавленными ногами и связанными за спиной руками.

— Не буду я больше, дяденьки… Не надо… Не убили ведь мы никого… Не надо, миленькие… Именем Сварога-деда прошу…

— Деда не позорь, — огрел его плетью Валах. Мальчишка вздрогнул и заплакал еще горше.

— Чего вы собираетесь сделать? — подъехал к ратникам Олег.

— А-а, оклемался, ведун, — обрадовался Поганый. — Однако же ты молодец. Кабы не ты, хоть тридцать коней, а увели бы тати. Ты, помнится, коня заводного просил? Так ты вот этого возьми, мы у конокрадов забрали. Ну, служивые, шевелись! Надоел он мне уже.

— Не надо, дяденьки… — Мальчишка шмыгал носом, из которого текли жидкие сопли. — Я больше не буду-у-у-у…

— Так чего ты сделать с ним хочешь, Валах? — Глупого щенка Середину было жалко.

— Да как обычно, — пожал плечами воевода. — Во-он, на сосне, хорошее место. Издалека видать. Его ведь, отродье кощеево, даже в неволю не продать. Враз хозяина обкрадет, а с купца спрос за обман. А коли сказать, где взяли, никто и не купит. Хоть ты кривич, хоть хазарин, хоть болгарин — а с татем плененным никто связываться не захочет.

— Я честным стану, дяденьки… Ничего чужого… Макошей клянусь, никогда.

— Это точно, никогда, — подтвердил воевода. — Потому, как честную жизнь сызмальства начинать надобно. А коли не вышло, так веревка подправит.

Ратные наконец смогли перебросить аркан, развернули на конце петлю; один из воинов деловито набросил ее конокраду на шею, другой поехал вдоль дороги, зацепив свободный конец за луку седла. В считанные секунды невезучий сопляк взмыл на высоту метров семи над дорогой, размахивая ногами, словно куда-то торопливо бежал. Конный замотал конец за толстую березу, затянул узел потуже.

— Поехали, — удовлетворенно кивнул Валах.

— А этого, — кивнул на все еще дергающегося конокрада Середин. — Может, хоть веревку забрать? Хорошая ведь.

— Пусть висит, — махнул рукой Поганый, трогая коня. — Коли тати вдоль дороги висят, так и путнику покойнее. Видит, что догляд за путями есть. А как погниет да рассыплется — зверь лесной косточки растащит, и душа в лесу неприкаянной бродить останется, к жилью не пойдет.

— Так ведь вонять станет, — предпринял последнее усилие отдать хоть какое-то уважение казненному преступнику Олег. — Может, как помрет, снять да спалить его в сторонке?

— Как можно?! — даже возмутился воевода. — Чтобы душу его шкодливую жаворонки в царство Мары отнесли? Ужель ты предков наших так не уважаешь, что хочешь татя вместе с ними навечно поселить. Не-ет, пусть тут мается. А мы уж как-нибудь потерпим. Наш срок маленький, управимся как-нибудь.

— А почему мается? — вздохнул Середин, поняв, что дело маленького конокрада окончательно проиграно. К тому же, неспешной рысью они успели отъехать довольно далеко, и возвращаться было лениво. В конце концов, маленький тать крал по-взрослому, по-взрослому и ответил. Уж коли его растили и воспитывали как будущего вора, то уж лучше позаботиться о других. О тех, кого всего одна крепкая веревка уберегла от будущих грабежей, а может быть, и от смерти. — Чего ему маяться? Ему уже все равно…

— Как-то странно ты говоришь, ведун, — с немалым удивлением почесал железную шапку Валах. — Всем ведь известно: коли тризну достойную воину не справить, на огне душу к небесам не вознести, то в царство Мары ему не попасть, родителей и друзей никогда более не увидеть. А посему забытые в краях далеких али в землю закопанные мертвецы долго лежать не могут. Души их от одиночества и тоски звереют, даже самые добрые на людей живых, что достойно не упокоили, злобу начинают копить. А после и мстить, коли кто из роду человеческого вблизи окажется. И упаси Стрибог нас на место путников этих попасть.

— Вот оно, значит, как… — пробормотал Середин. Про такие подробности он никогда не слышал. Теперь ему становилось понятно, почему в христианской церкви умерших положено хоронить только в освященной земле и обязательно много и долго молиться за упокой их душ. Коли слова воеводы верны, достаточно чуть-чуть не доглядеть, и станут бродить по земле зловещие мертвецы, полные злобы и ненависти.

  78