очень нудно 
38 
Дао Гань сказал с нескрываемым удовольствием:
— Ма Жун уже практиковался вместе со мной в искусстве двойного наблюдения, ваша честь! А пока я сниму картину наместника и увлажню ее, чтобы за ночь подкладка намокла. Затем я отправлюсь вместе с Ма Жуном.
Когда Дао Гань и Ма Жун вышли из управы, судья стал советоваться с Цзяо Даем и начальником Фаном по поводу усадьбы Цзяня. Он решил, что жен и наложниц Цзянь Моу следует отправить к их родителям. Слуги должны быть отпущены после выплаты им управой месячного жалования. Задержать следует только домоправителя для дальнейших допросов.
Цзяо Дай также доложил судье, что весьма удовлетворен дисциплиной солдат. По утрам и после обеда он каждый день до седьмого пота муштрует их. Старшину Лина воины уважают и очень боятся.
Когда Цзяо Дай и староста удалились, судья Ди откинулся назад в своем кресле.
Он подумал, что, хотя они с Цзяо Даем столько лет работают бок о бок, он так почти ничего и не знает о нем. Известно, что он был вместе с Ма Жуном «в зеленых лесах», но о том, что он делал до этого, судье ничего не было известно. Судья Ди слышал историю жизни Ма Жуна от начала до конца, а некоторые эпизоды — даже по два раза, но Цзяо Дай отличался крайней замкнутостью. Он с таким рвением относился к своим военным обязанностям в Ланьфане, что судья Ди задумался, не доводилось ли ему раньше служить в армии офицером. Судья пообещал себе, что в ближайшем будущем постарается разузнать об этом побольше.
Но пока имелись дела поважнее. Со вздохом судья принялся просматривать документы, относящиеся к преступлениям Цзянь Моу, которые Дао Гань положил на стол.
Глава одиннадцатая
Приключение Дао Ганя в древнем храме; Ма Жун соревнуется, кто кого перепьет
Ма Жун решил, что не станет переодеваться и маскироваться специально. Он только сменил черную шапку, которая изобличала в нем чиновника управы, на остроконечную шапочку, вроде тех, что носят простолюдины. Дао Гань же заменил свою шапку складной шляпой из черной саржи.
Перед тем как выйти, оба сыщика провели в казарме краткое совещание.
— Не представляет труда, — заметил Ма Жун, — выглядеть подозрительно, так, чтобы У понял, что меня послали следить за ним. Но мы не знаем, что этот паскудник предпримет после. Что, если он, выйдя из дома, попросту попытается избавиться от слежки?
Дао Гань покачал головой.
— Не станет он этого делать, — ответил он. — Он же не знает, какие поручения тебе даны. Вдруг, если он выйдет из дома, ты арестуешь его прямо на месте? А потом ему в суде придется объяснять свое подозрительное поведение. Нет, гораздо больше я опасаюсь, как бы У не испугался и не остался дома, как ему и было велено. Но если он попытается выскользнуть — будь уверен, уж я его не упущу!
Они вышли из управы: Ма Жун шел впереди, а Дао Гань следовал за ним в некотором отдалении.
Десятник Хун объяснил Ма Жуну, где расположена винная лавка «Вечная весна», так что искать ее долго не пришлось.
Внутри лавка выглядела крайне заманчиво: свет двух расписных бумажных фонариков играл на красных ярлыках винных кувшинов. Лавочник как раз отмерял кому-то шэн вина. Двое забулдыг стояли, облокотившись о прилавок, и лениво жевали куски соленой рыбы, лежавшие на подносе.
Ма Жун заметил напротив лавки дом, где явно проживали горожане среднего достатка. Он подошел к нему и встал на крыльце, прислонившись к черной лаковой двери.
На втором этаже винной лавки горело несколько свечей. Ма Жун увидел тень, которая двигалась за затянутыми бумагой окнами. Очевидно, У работал.
Ма Жун наклонился вперед и окинул взглядом темную улицу. Нигде не было и следов Дао Ганя. Тогда Ма Жун сложил руки на груди и приготовился к долгому ожиданию.
Когда двое счастливых пьяниц допили свой шэн вина, дверь за спиной у Ма Жуна внезапно распахнулась. На пороге появился пожилой господин в сопровождении привратника. Увидев Ма Жуна, господин вежливо промолвил:
— Не меня ли вы ждете?
— Вас? Никоим образом! — отрезал Ма Жун и прислонился к косяку двери.
— Послушайте! — сердито воскликнул пожилой господин. — Это мой дом. Я вас не знаю, у вас ко мне нет никакого дела, так что извольте убираться отсюда!
— Эта улица, — огрызнулся Ма Жун, — принадлежит всем, и никто не может запретить мне стоять там, где мне заблагорассудится.
— Немедленно убирайтесь отсюда, любезный, — вскричал старик, — не то я позову стражу!
38 
