очень нудно 
125 
— Может, и навсегда.
Отец кивнул. Было совершенно очевидно, что он сыну не поверил. Тем не менее сделал вид, что конфликт исчерпан.
— Ладно, — устало махнув рукой, сказал он и развернулся, выходя из комнаты. — Иди, Алешка, на кухню, извинись перед матерью. Она тут с ума сходила весь вечер. А ей волноваться сейчас нельзя, сам понимаешь…
На кухне мама грела ужин. Лешка встал у нее за спиной и громко вздохнул, выражая своим видом безмолвное раскаяние.
— Три раза разогревала, — сердито сказала мама, не оборачиваясь. — Лешенька, ну почему ты о других не думаешь? Знаешь, как папа из-за тебя переживает? Мы тебя весь вечер искали, обзвонили всех, кого только можно…
«Опять небось взяли мою записную книжку и всем подряд названивали, как идиоты, — рассердившись в свою очередь, подумал Лешка. — Мама… ладно, я свинья, эгоист и все такое, но папаша… Вообще, по каком праву он пытается меня контролировать?»
— Ты все ему объяснил? — спросила мама.
— А что тут объяснять? — сварливо сказал Лешка. — Мне, между прочим, четырнадцать, а не десять. Я сам определяю, с кем и когда мне общаться!
— Ты, между прочим, еще несовершеннолетний, — сердито сказала мама. — Ты живешь в родительском доме. Папа тебя кормит, дает тебе образование. Кто же еще может определять твою жизнь, как не он?
— Так что же? — разозлился Лешка и добавил, сам не замечая, какая это грубость: — Мне теперь надо стать, как ты? Сидеть у него на шее, свесив ножки, и помалкивать?
Мама покраснела от возмущения.
— Если бы не папа, мы бы жили впроголодь, — резко ответила она. — На зарплату учительницы — двести долларов в месяц! Ты этого хочешь?
Она бросила крышку от сковороды на столешницу и вышла из кухни, хлопнув дверью. Лешка впервые в жизни видел ее такой сердитой.
Лешка остался в кухне один. Чувствовал он себя ужасно. Его тревожили папины подозрения, мучила совесть из-за того, что он незаслуженно обидел маму. Но больше всего Лешка переживал за сяня.
За окном облака на мгновение окрасились неоновым и погасли, как будто на озерах взорвали петарду. Лешка подошел к окну и прижался лицом к стеклу. Снаружи было совсем темно, только далеко внизу, на Шуваловском, светились цепочкой огоньки фонарей и проезжали запоздалые автомобили. Лешка и сам не знал, что высматривает. Вспышки больше не повторялись. Цепочка огней неожиданно погасла, и Озерки погрузились в полную темноту. Ничего необычного в том, что отключилось сразу несколько фонарей, в общем-то, не было, но у Лешки по спине пробежал холод. В такую ночь в Озерках не могло происходить ничего случайного. «Началось», — подумал он.
В эту ночь Лешка просыпался раз пять. Когда он проснулся окончательно, на улице рассвело — значит, было уже часов девять. Можно было поспать и подольше, ведь начались зимние каникулы. Но Лешке было не до сна — он ждал звонка.
А сянь не звонил.
Когда на тротуар с ревом и лязгом выскочил джип «инфинити» и резко затормозил, перегородив дорогу к горе, Виктор даже не очень удивился. Он знал, что всю дорогу, начиная еще от Озерков, за ним пристально и ненавязчиво следят, и надеялся только на то, что озерковский водяной и Лешка не попадут из-за него в неприятности. Виктор понимал и другое — добраться до пепелища ему позволят только в том случае, если Эрлин со своими чужеродными демонами местным темным силам уже не нужен.
Двери «инфинити» распахнулись одновременно, и через мгновение сянь увидел перед собой того, кого так долго преследовал и выслеживал. Эрлин, в темном длиннополом пальто, без шапки, этакий азиатский мачо с кровожадной зубастой ухмылкой, распространяющий вокруг себя ауру власти и страха, Арсан, с незажившей раной на лице, с взглядом голодной ящерицы. Гумусов, как всегда аккуратный, респектабельный и невозмутимый, с громоздким полиэтиленовым пакетом в руках.
Виктор отметил, что среди подручных Эрлина Тиля не было, и сразу догадался, что это означает. «Не надо было отпускать девочку одну», — с раскаянием подумал он. И, решительно выкинув из головы ненужные мысли, первым обратился к Эрлину:
— Вот мы и встретились, демон Земляное Брюхо!
На узких губах Эрлина промелькнула улыбка. Он взглянул на сяня с неприкрытым торжеством, явно считая, что победа над ним — исключительно дело времени.
— Как ты странно меня обозвал, бессмертный! Я — демон? Всем мирам известно, что я — благой бог, которого обманом лишили солнечного света и заточили в зловонное подземелье…
125 
