очень нудно 
122 
Неоссо Иррадо. Так его звали когда-то. В незапамятные времена.
"Сарио улыбался бы им… А я не могу. У меня нет его силы.
Только страх, и гнев, и горечь поражения”.
Они — оставшиеся в живых Вьехос Фратос — тоже не прятали глаз. Их было девять. Он — десятый. Сарио — одиннадцатый.
Девять человек сидели вокруг стола и молчали. Восемь из них ждали, когда заговорит девятый.
"Ферико, — подумал Раймон. — Это будет Ферико”.
Но заговорил Дэво. И у Раймона екнуло сердце.
— Номмо Чиева до'Орро, — негромко возгласил Дэво. — Во имя нашей сущности. Правду, Раймон. Ничего, кроме правды. Правду? Раймон и не собирался ее скрывать.
— Он — нечто большее. Нечто иное.
— Насколько большее? Насколько иное?
Этого он и сам не знал. Так и ответил. А еще сказал, что доказательств нет, только слухи. И намеки самого Сарио, но опять же ничем вещественным не подтвержденные.
Да, никаких доказательств. Даже Кита'аб — не доказательство. Эти люди просто не поверят, что Фолио — совсем не то, за что его принимали еще их предки. Вовсе не учебник для художников, откуда можно и должно черпать приемы, рецепты и правила. (Что с того, что он далеко не полон? Для Грихальва имеют значение лишь те страницы, которые существуют, лишь те отрывки, которые расшифрованы.) О намерениях Сарио Раймону ничего не известно, но, судя по компордотте Верховного иллюстратора, он узнал немало тайн Кита'аба. И не собирается делиться ими ни с кем. Но это всего лишь догадка. А догадка еще не улика.
Да, улик нет. Заявить, что Фолио — это Кита'аб? С чего Раймон это взял? Со слов Сарио? Но мало ли что может прийти в голову Сарио? Заявить, что он видел зачарованный портрет Сарагосы Серрано? Но в Мейа-Суэрте костная лихорадка не такое уж редкое явление, и не только Грихальва бывают ее жертвами. Заявить, что Пейнтраддо Чиева Сарио — всего лишь простой портрет? Но при чем тут колдовство? Просто честолюбивый, целеустремленный юноша не пожелал отдавать в чужие руки ключ к его будущему, к его Дару, к самой его жизни.
Ключ. Чиева. На каждом шагу — Чиева. Чиева до'Орро, Чиева до'Сангва. Несть числа ключам, несть числа замкам, несть числа потайным дверям.
Фолио — это тоже дверь. Возможно, на одной из ее страниц Сарио нашел ключ. Возможно, он сам — ключ.
Он — нечто большее. Нечто иное. Сарио Грихальва не такой, как другие Одаренные. Сарио Грихальва всегда был не таким, как другие Одаренные. И лишь одно Раймон знал наверняка: только отличный от других, только исступленный гений мог в одиночку добиться того, чего другие тщетно добивались вместе на протяжении шести десятков лет. И на этот подвиг его благословил Раймон Грихальва, став соучастником заговора, о котором речь зашла один-единственный раз, — в чулане над этой комнатой, кречеттой.
— Есть основания полагать, — сказал Дэво, — что один из нас совершил серьезный проступок. Есть основания полагать, что его компордотта заслуживает самого строгого осуждения.
Раймон еще крепче сжал резную спинку стула. Он не будет выгораживать соучастника. Он откроет правду.
— У Сарио всегда были свои взгляды на компордотту. Это черта его характера.
И тут Ферико заговорил в первый раз:
— Недозволенная черта. “Правду. Ничего, кроме правды”.
— Наши запреты никогда его не останавливали.
— А почему? Он что, особенный? Лучше нас?
— Думаю, он уже в этом не сомневается, — тихо ответил Раймон. — Ведь он стал Верховным иллюстратором.
— Но как он этого достиг? — допытывался Ферико. — Путем соблюдения нашей компордотты? Тебе хорошо известно, почему мы так заботимся о компордотте, почему так настаиваем на ее соблюдении, не давая поблажек ни себе, ни другим. Если нарушить эту традицию, беда себя ждать не заставит. Вообрази, что случится, если наши враги пронюхают о Пейнтраддо? Мы предстанем перед всем народом как воплощение зла.
— О нас и так ходит немало слухов, — поддержал его Дэво. — Мы упорно пытаемся их развеять, но народ предпочитает верить в плохое, а не в хорошее. Особенно усердно мутят воду Серрано, а если откроется тайна Пейнтраддо.., тогда нас прогонят, а то и вовсе под корень изведут. Мало ли в екклезии рьяных святош, призывающих прихожан побить нас камнями? Сама Премиа Санкта добилась, чтобы нам запретили отправлять религиозные обряды на людях. Спасибо герцогу Алехандро — приструнил мерзкую бабу, избавил нас от позора. — Он задумчиво покачал головой. — Все мы понимаем: компордотта — это железная необходимость. Мы, иллюстраторы, ходим по лезвию ножа, рискуем больше всех, даже больше остальных Грихальва мужского пола. Бесплодное семя, короткая жизнь, преждевременное старение… Много ли нужно, чтобы погубить нас окончательно? Пусть у Алехандро абсолютная власть, но она ему досталась слишком рано, слишком неожиданно. Он молод, неопытен, легко поддается внушению. Он будет искать поддержки у приближенных; а вдруг приближенные воспользуются этим, чтобы настроить его против нас? Достаточно одного ловкого, умного врага… — Дэво тяжко вздохнул. — Раймон, ты мудр и проницателен. Ты и сам все отлично понимаешь. Раймон поспешил дать отпор.
122 
