Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
78 
— Изуродуешь ее и посмотришь, не случится ли чего со мной? — Она покачала головой. — Нет. Даже если я Одаренная, у меня нет будущего. Мне предстоит рожать детей.
И тут маска соскользнула. Но прежде чем Сааведра успела что-то сказать, он яростно замахал руками.
— Бассда! Все, уходи… Мне надо работать. — И повернулся к холстам.
Сааведра не тронулась с места.
— Я пришла спросить не о работе вообще, а о картине, которую я сейчас пишу. Раньше у тебя были кое-какие мысли насчет моего объекта.
Сарио резко обернулся. Он понял. Это было видно по лицу. Он побагровел, и тут же краска сошла.
— Опять он?
— А почему бы нет? — Она улыбнулась. — Ты всегда считал, что я его не правильно вижу.
— Сааведра, не для меня же ты пишешь Алехандро до'Верраду…
— Как ты догадался?
— Ты давно к нему неравнодушна! Мердитто! Ведра, по-твоему, я слепой?
Успех! Он разозлился, а гнев честнее его обычного высокомерия.
— Я говорю как арртио, — сказала она беспечно. — Как художник, который хочет добросовестно сделать свое дело. А что тут такого? — Она указала на мольберт с картиной. — Ты пишешь Сарагосу Серрано забавы ради, а я пишу Алехандро на заказ.
— Только потому, что для него это единственный способ с тобой видеться? Ведра, если бы он просто гулял с чи'патро из рода Грихальва, злые языки его бы не пощадили. А теперь — чи'патро пишет его портрет. Все благопристойно.
— Так, значит, я недостаточно талантлива, чтобы его писать? — невинным тоном осведомилась она. Он метнул в нее яростный взгляд.
— Подначиваешь? Сааведра усмехнулась.
— Зачем? Я пишу его портрет. Мне с ним интересно. А сплетни… Не боюсь! Мало ли напраслины на нас возводят?
— Напраслины? — не поверил он. Она криво усмехнулась.
— Пока я пишу, он рассказывает о своих любовницах. Ты знаешь хоть одного мужчину, способного вести такие разговоры с женщиной, которую он хочет затащить в постель? Сам бы ты смог, а?
— Если не врешь, то он моронно, — твердо заявил Сарио. — О Матра, что за моронно!
— Друг, — сказала она, — и не более того. Да иначе и быть не могло.
Даже Сарио, лучше всех знавший Сааведру, не сумел проникнуть под ее маску и увидеть истину. И это радовало.
Глава 17
Четверо молодых бравое, сопровождавшие его, основательно поработали над своим обликом, чтобы выглядеть устрашающе. Каждый носил меч и два ножа: мясницкий тесак и длинный нож на правом боку в противовес мечу и симметрии ради. Впрочем, опасными они не были, разве что для своих кошельков; сам он в этом отношении был куда более осторожен, и не потому, что бедствовал, а просто считал неразумным без нужды сорить деньгами в каждой таверне, дабы не привлекать к себе излишнее внимание. Впрочем, так называемые бравое ничего другого и не желали, и он на это смотрел сквозь пальцы. Они добровольно сошли с колеи обыденности на заманчивую стежку веселых приключений и свободы.
А его свобода отличалась двуликостью. Он был намного богаче своих телохранителей, обладал немалой властью, и о таком будущем, как у него, они могли только мечтать. Но те же самые обстоятельства, возвышавшие его над другими, зачастую стесняли его.
Впрочем, он на это не пенял — ничто в жизни не дается бесплатно, а такое положение, как у него, дорогого стоит.
Пятеро молодых людей сидели в одной из лучших таверн города за широким столом, покрытым скатертью и уставленным кувшинами и оловянными пивными кружками. Четверо принадлежали к знатнейшим родам Мейа-Суэрты, а значит, и герцогства: до'Брендисиа, до'Альва, до'Эсквита и Серрано, один из бесчисленных кузенов Сарагосы.
Алехандро взялся за кружку, но ее путешествие ко рту было трагически прервано вторжением пышного женского тела — красотка, не скрывая своих намерений, плюхнулась наследнику на колени. Он поймал ее достаточно ловко, хоть и не без потерь: кружка брякнулась о пол, пиво расплескалось; стол зашатался — женский зад увлек за собой скатерть. Спутники Алехандро с возмущенными возгласами стали спасать кувшин и остальные кружки, иначе быть бы и им на полу. Скатерть промокла в один миг.
Телохранители осыпали девицу оскорблениями и сальными шуточками, только Алехандро промолчал. Пампушка весила немало, он с трудом удержал ее на коленях и сам удержался на стуле — для этого пришлось стиснуть ее крепче, чем хотелось. А ей только того и надо было — обвив руками его шею, она похотливо заерзала и расхохоталась.
78 
