Лёгкий, ненавязчивый романчик 
122 
Сааведра видела: они больше не сомневаются, они поверили и приняли ее в свои ряды. Молодой иллюстратор принес бумагу и мелок, положил на стол.
Голос Кабрала прозвучал спокойно и очень тихо.
— Прежде чем мы начнем действовать, я должен сообщить вам, Вьехос Фратос, одну очень важную вещь, которая скоро станет достоянием всей семьи Грихальва. — Он бросил мгновенный взгляд на Элейну. — Вы наверняка слышали, что ассамблея Временного Парламента составила проект конституции. Через два дня они встретятся в Катедраль Имагос Брийантос в присутствии Премио Санкто и Премиа Санкты, чтобы представить документ Великому герцогу, — Он посмотрел на каждого из собравшихся, включая Сааведру. — И в этот день, я думаю, весьма красноречивый человек благородного происхождения Святым Именем Матры эй Фильхо объявит, что Великий герцог Ренайо является незаконнорожденным — чи'патро Грихальва, если уж быть точным до конца. Что он вовсе не до'Веррада.
Сааведра испытала страшное потрясение, как, впрочем, и все остальные, хотя по совершенно иной причине. Для них в словах Кабрала таилась угроза их герцогу; для нее они означали, что в жилах человека, которого все считали до'Веррада, течет кровь тза'аба. Она снова погладила рукой платье, подумав о своем собственном чи'патро до'Веррада.
— Вне всякого сомнения, — заметила она, — ваш герцог за такую наглость может отправить лжеца в ссылку.
— А если это правда? — Кабрал грустно улыбнулся.
— Ложь! — выкрикнул Гиаберто. — Либертисты не знают стыда! Они готовы опуститься до самой невероятной лжи. Кабрал, неужели ты думаешь, что им кто-нибудь поверит?
— А если этот красноречивый человек благородного происхождения является кузеном барона до'Брендисиа? Если он потребует, чтобы Великий герцог Ренайо поклялся на священных кольцах Премио Санкто и Премиа Санкты в том, что он и его наследники и в самом деле принадлежат к роду до'Веррада? — Кабрал едва заметно покачал головой. — А что, если он не сможет дать такой клятвы, опасаясь за свою душу? Кто осмелится лгать перед лицом Матры эй Фильхо?
Лицо Гиаберто неприятно побагровело.
— Ты хочешь сказать, Кабрал, что и в самом деле веришь в то, что Ренайо до'Веррада не сын Арриго?
Сааведра перестала что-либо понимать, пока Элейна не наклонилась к ней и не объяснила, что Арриго является отцом нынешнего Великого герцога.
Гиаберто дико захохотал.
— Даже если это и в самом деле так по какой-то невозможной причине, ты понимаешь, что станется с Тайра-Вирте? Открыть всем, что Великий герцог не до'Веррада? — Он помотал головой. — Первый сын Арриго умер, не оставив наследников, его дочь вышла замуж за человека благородного происхождения из Диеттро-Марейи, и все ее дети — иностранцы.
Мысленно Сааведра применила привычный термин — “эстранхиеро”.
— После сестры Арриго, Лиссии, — продолжал Гиаберто, — осталось только двое внуков: юная графиня до'Дрегец, названная в честь Лиссии, и ее брат, будущий граф до'Кастейа.
— Верно, — спокойно согласился с ним Кабрал.
— Мы и так находимся на грани волнений, агитаторы либертистов рьяно выступают против существующего порядка. Что будет с родом Грихальва? Где будем мы без поддержки до'Веррада? — Гиаберто зло нахмурился, он был явно возмущен словами Кабрала. — Я считаю, что ты самый настоящий бунтовщик, Кабрал. И болтун. Иначе зачем тебе поддерживать какого-то безумца?
Но теперь неожиданно разозлился Кабрал.
— Берто, чтобы защитить Тайра-Вирте, до'Веррада и нас самих, мы должны предупредить Ренайо!
Гиаберто с негодованием воздел руки к небесам.
— Великий герцог Ренайо чей-то незаконнорожденный сын? Невозможно! Ну, предположим на минуточку, что это правда. И какой же фильхо до'канна, скажите на милость, является его отцом?
Кабрал положил руку на свою серебряную Чиеву, сжал пальцы.
— Я был бы тебе очень признателен, Берто, если бы ты не говорил о моей матери в подобной манере.
Молчание. Даже Сааведра поняла, что означают слова Кабрала. “Это правда: в Тайра-Вирте правит не до'Веррада”. Элейна побледнела и прошептала чье-то имя. Сааведре оно было знакомо не больше, чем имя Арриго. “Я многого не знаю и не понимаю”. Ей показалось, что земля выскользнула у нее из-под ног, лишив надежной опоры. Но ведь на развалинах старой жизни она должна выстроить новую. И не только ради себя.
В пронзительной тишине, возникшей оттого, что никто не мог прийти в себя от потрясения, она вдруг задала очень личный вопрос:
122 
