21 
— Он говорил, что истина — это дорога с двусторонним движением. Три человека после его выступления были осуждены. Один из них клялся, что невиновен, а потом повесился в тюрьме.
— Когда это случилось?
— Перед тем как отец удалился от дел, а значит, тринадцать лет назад.
— Как его звали?
— Жан-Кристоф Реаль.
Адамберг кивнул: ему было знакомо это имя.
— Реаль повесился в день, когда ему исполнилось двадцать девять лет.
— Никто не собирался за него отомстить? Ваш отец не получал писем с угрозами?
— О чем это вы? — вмешалась жена Пьера: ее лицо, напротив, было миловидным и волевым. — Разве папа умер не своей смертью? У вас есть сомнения на этот счет? Если да, скажите сразу. С самого утра мы не можем получить от полицейских никакой конкретной информации. Папу вроде бы нашли мертвым, но неизвестно, он это или нет. А ваш помощник не разрешает нам взглянуть на тело. Почему?
— Потому что это представляет определенные сложности.
— Потому что папа — если это папа — умер в объятиях шлюхи? Это меня удивило бы. Или в объятиях дамы из высшего общества? Вы хотите замять какой-то скандал, оберегаете покой каких-то важных особ? Мой свекор знал многих важных особ, начиная с бывшего министра юстиции, насквозь прогнившего коррупционера.
— Элен, ну зачем ты так, — для виду запротестовал Пьер.
— Не забывайте, это его отец, — продолжала Элен, — и у него гораздо больше прав все видеть и все знать, чем у вас или у всяких там важных особ. Сначала покажите нам тело, а потом задавайте вопросы.
— Это кажется мне разумным, — произнес Пьер тоном адвоката, который соглашается на компромисс.
— Тела нет, — сказал Адамберг, глядя женщине прямо в глаза.
— Тела нет? — машинально повторил Пьер.
— Нет.
— Тогда почему вы решили, что это отец?
— Потому что оно находится в его дачном домике.
— Какое еще «оно»?
— Тело.
Адамберг встал, открыл окно и посмотрел на верхушки лип. Они цвели уже четвертый день, ветер занес в кабинет запах липового отвара.
— Тело разделено на мелкие фрагменты, — произнес он. — Его… как бы это назвать? Измельчили? Искрошили? В общем, разрезали на сотни частей, которые затем были разбросаны по всей комнате. Большой комнате с роялем. Ни один из фрагментов не поддается опознанию. Я не рекомендую вам смотреть на это.
— Тут что-то нечисто, — настаивала Элен. — Вы скрываете от нас правду. Что вы в настоящий момент с ним делаете?
— В настоящий момент мы собираем то, что от него осталось, и кладем в пронумерованные контейнеры. Сорок два квадратных метра — сорок два контейнера, по одному на каждый.
Адамберг оторвал взгляд от цветущих лип и обернулся к Элен Водель. Ссутулившийся, поникший Пьер окончательно уступил инициативу жене.
— Говорят, нельзя признать близкого человека умершим, пока ты не увидел собственными глазами его тело. Но я знаю случаи, когда люди настаивали, чтобы им показали покойника, а потом жалели об этом. Впрочем, вы можете взглянуть на первые фотографии, сделанные на месте преступления, — сказал он и протянул Элен свой мобильник. — Если захотите, вас отвезут в Гарш. Но сначала подготовьтесь к тому, что вас там ожидает. Фотографии неважные, но по ним все можно понять.
Элен решительно взяла телефон и стала просматривать фотографии одну за другой. Она прервала просмотр, когда увидела седьмую, на которой была изображена крышка рояля.
— Ясно, — сказала она, откладывая телефон и слегка изменившись в лице.
— Мы не едем? — спросил Пьер.
— Мы не едем.
Это прозвучало как приказ, и Пьер послушно кивнул. Даже не подумал взбунтоваться, хотя речь шла о его отце. Не проявил ни малейшего интереса к фотографиям. На первый взгляд — абсолютное бесстрастие. А на самом деле — притворная пассивность, до поры до времени, когда можно будет снова взять инициативу в свои руки.
— Вы ездите верхом? — спросил у него Адамберг.
— Нет, но я бываю на скачках. Отец когда-то увлекался этим, делал ставки. Но в последние годы — не чаще одного раза в месяц. Он изменился, ушел в себя, почти не выходил из дому.
— Он не посещал конюшни или ипподромы, не ездил в деревню? В такие места, откуда можно принести на подошвах навоз?
— Навоз на подошвах? У папы?
Пьер встрепенулся, как будто это предположение пробудило его от сна:
— Вы хотите сказать, что в отцовском доме нашли навоз?
21 
