19 
— Не могу. Ведь вы такой прекрасный. О Боже, ведь у нас с вами есть только десять минут!
Колин вскочил на ноги и по примеру Дугласа начал ходить по гостиной.
— Что за невероятная ситуация! — воскликнул он, поворачиваясь к облицованному мрамором камину. — Послушайте, Джоан, впредь я буду говорить за себя сам.
Ну и что же он тогда скажет? Вот дьявольщина! Он остановился и посмотрел на пустой камин. Тот был выложен бледно-розовым итальянским мрамором — дорогостоящее украшение и выполнено истинными мастерами. Ему вспомнился громадный, почерневший от сажи очаг в главном зале замка Вир, в котором легко можно было бы поджарить целую корову. Какой же он старый, грязный, с потрескавшимися кирпичами и вываливающимися кусками раствора. Иисусе Христе, даже картина с пасторальной сценой, висящая над этой мраморной каминной полкой, и та, по всему видно, старинная, от нее веет давним, многолетним богатством и высоким общественным положением. Богатством и высоким положением, которые были у этой семьи на протяжении многих поколений. Он подумал об узкой винтовой лестнице, ведущей на третий этаж северной башни; эта лестница стала теперь опасной, оттого что деревянные ступеньки подгнили под действием холодного ветра, задувающего сквозь щели в наружных стенах… Он глубоко вздохнул. Он может спасти замок Вир. Он может спасти своих людей. Может пополнить стада и даже засеять свои пахотные земли наилучшими культурами, ведь он знает все о севообороте. Он может закупить зерно для посева и для еды. Он обернулся к своей будущей жене и сказал:
— Я не стану оспаривать ваше утверждение о том, что я будто бы прекрасен. В конце концов, любому мужчине хочется, чтобы женщина, на которой он женится, считала, что он достаточно привлекателен.
— Привлекателен — это не то слово, — выпалила Синджен и почувствовала, как сердце у нее в груди бешено забилось. Он все-таки согласился взять ее в жены! Наконец-то! От радости ей хотелось броситься навзничь на диван и дрыгать ногами.
Он снова вздохнул и так взъерошил пальцами свои волосы, что они стали торчком, потом замер, услышав ее мечтательный голос:
— Я никогда не думала, что влюблюсь. Ни один мужчина никогда не внушал мне таких мыслей. Некоторых из них я находила занятными, но не более того. Другие были грубияны и тупицы, и у них были безвольные подбородки. Кое-кто из них считал меня синим чулком, и все из-за того, что я не невежда. Я даже представить себе не могла, как кто-то из них меня целует. Бог ты мой, да если бы один из них хотя бы дотронулся до моего зада, я бы завопила во все горло и убила его на месте. Но с вами… с вами все по-другому. Я прекрасно сознаю, что вы не любите меня. Но поверьте, это не имеет значения. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы ко мне привязались. Последнее, что мне остается сказать, это то, что я постараюсь стать вам хорошей женой. Что вы предпочитаете: съесть ячменную лепешку миссис Поттер или пойти к себе и без помех поразмыслить?
— Поразмыслить, — ответил он. — Но вы многого обо мне не знаете. Может статься, вы еще передумаете.
Она окинула его задумчивым взглядом, потом спокойно, словно речь шла о деле уже решенном, спросила:
— Ведь вы будете обо мне заботиться, не так ли?
— Я буду защищать вас даже ценой собственной жизни. Это будет мой долг.
— Вы будете меня уважать?
— Да, если вы это заслужите.
— Что ж, хорошо. Вы расскажете мне о себе все, что сочтете нужным, но только после свадьбы. До того я ничего не хочу слышать. И имейте в виду: что бы вы мне ни рассказали, это нисколько не изменит моих чувств. Просто я не хочу, чтобы какие-нибудь неподходящие и малозначащие подробности дошли до ушей Дугласа, прежде чем мы станем мужем и женой.
Ей-богу, он женится на ней. Ему отчаянно нужны деньги, и она ему нравится, несмотря на всю ее странность. Эта открытость, эта не знающая границ правдивость просто ужасают, но ничего, он научит ее сдерживать язык. Он знал, что ему будет совсем не трудно лечь с ней в постель. Да, он непременно женится на ней. Однако вначале он подождет неделю, столько, сколько потребовал ее брат. Но потом надо будет все закончить быстро. Дела дома с каждым днем идут все хуже и хуже. Эта англичанка — как раз то, что ему нужно. И она к тому же преподнесла ему себя на серебряном блюдечке. Только дурак стал бы смотреть в зубы такой замечательной дареной кобылке. А Колин Кинросс дураком не был.
Он быстро подошел к ней, поднял ее на ноги и молча, посмотрел ей в лицо, а потом легонько чмокнул ее в сомкнутые губы. Он бы с удовольствием пошел дальше, но заставил себя остановиться, хотя ему казалось, что он мог бы хоть сейчас уложить ее на ковер и овладеть ею, не встретив ни малейших препятствий. Однако он этого не сделал. Он будет держать себя в границах приличий.
19 
