очень нудно 
64 
— Я долго лежал? — негромко спросил рыцарь.
— Не меньше трех часов, брат, — отозвался барон фон Гольц.
— Я ничего не помню из того, что случилось… — пожаловался командующий.
— Мы почти собрались взять этот паршивый городишко, — доложил барон, — но тут одну бомбарду разорвало, бомбардиров разнесло в клочья, еще нескольких наемников покалечило или убило. Тебя тоже откинуло на полсотни шагов, брат, и мы все думали, что ты погиб. Но ты поднялся и приказал трубить штурм.
— Это я помню, — кивнул кавалер, и схватился за голову из-за резкого приступа боли. — Кажется, русские бомбардиры успели прибежать к пушкам.
— Ты приказал играть отступление, брат, и упал без чувств.
— Да, мы упустили время, — выдохнул сын Кетлера. — Скольких мы потеряли?
— Перед воротами осталось восемнадцать ландскнехтов.
— Да, они успели, — повторился кавалер Иван.
— Но почему, почему мы не продолжили штурм? — не выдержал епископ. — Солдаты почти входили в ворота.
— Они умирали в воротах, — поправил его командующий, откидываясь обратно на солому. — Я знаю это, хотя и не видел. Во всех крепостях ворота остаются самым уязвимым местом, и их защищают лучше всего. В воротных башнях наверняка стоит несколько бомбард, которые умеют стрелять только по дороге, ведущей в город, но стреляют часто и много. Мы могли прорваться, пока русские бомбардиры не проснулись, но теперь… Теперь они убьют восемь из десяти тех, кто подойдет к воротам. У нас слишком мало людей, чтобы захватить селение такой ценой. Завтра мы начнем рыть циркумвалационную линию и начнем атаку тихой сапой. Придется пока остановиться лагерем в этой деревеньке… Как ее?
— Подкурье, — напомнил епископ.
Сына великого магистра осторожно переложили на повозку, что служила для доставки пищалей, и повезли назад. Командовать вставшими в виду крепости отрядами из полусотни вооруженных мушкетонами наемников и сотни ливонских латников из епископской армии остался Аугуст де Толли вместе с бронированным кулаком из двенадцати дерптских дворян.
В разоренной деревне истошно вопил в каком-то из домов одинокий младенец. Зарезать его рука ни у кого не поднялась, но и забирать его было некому. На земле, распятая между изгородью и бревенчатым сараем лежала привязанная к колышкам обнаженная девка лет пятнадцати. От души попользовавшиеся ею победители так и забыли свою жертву на улице и сейчас падающие на тело одинокие снежинки уже не таяли, а волосы и ресницы покрывала седая изморозь.
— Очистите мне крайний дом, — брезгливо поморщившись, распорядился епископ. — И уберите трупы на улице.
Один из охраняющих его воинов послушно кивнул и удалился.
— Вы тоже ступайте с ним, — отогнал остальных телохранителей священник и в гордом одиночестве двинулся к прибрежным камышам. Оглядевшись и убедившись, что его никто не видит, он тихо позвал:
— Демон, ты здесь?
— Разумеется, смертный, — зашелестел коричневыми кисточками камыш. — Ты наконец придумал для меня задание?
— Ты можешь узнать, успели послать из крепости гонца за помощью, или нет?
— Конечно, — мелко задрожали стебли. — Конечно послали. Лукьян Мошин вышел из задней железной калитки у башни с колодцем, и вывел с собой двух коней.
— Ты можешь его остановить?!
— Могу… — довольно рассмеялся голос, и камыш облегченно замер.
* * *
Отрок Лукьян, сын стрельца Мошина, по темноте никуда не торопился, двигаясь неспешным шагом по огибающей болото тропе, ведущей к юшкинскому хутору. Он понимал, что весть о нападении ливонцев на город нужно отвезти во Псков как можно скорее — но понимал и то, что если он по глупости своей налетит в сумерках на какой-нибудь сук или оскользнется на льду, то помощи его родной крепости дождаться уже не удастся.
После того, как позади осталось версты три дороги, а на быстро светлеющем небе погасли почти все звезды, он пустил коней рысью, потом в широкий намет. Он подумал о том, что Юшкиных нужно тоже предупредить об опасности, чтобы они успели отогнать скот и спрятаться сами в непроходимой лесной чаще, а также о том, что, проскочив через бобровую вязь к озеру, можно сэкономить немного времени.
Лукьян сильно удивился промелькнувшей в голове бредовой мысли, но коней все-таки повернул. Продираясь через густой осинник, волей-неволей пришлось перейти на шаг, однако отрок продолжал упрямо ломиться вперед, сожалея о том, что от чистой озерной глади его отделяет не меньше пяти верст.
64 
