113 
— И этот человек работает у нас, в уголовном розыске.
Вейренк запустил руку в свою тигриную шевелюру, выдохнул дым и поднял на Адамберга изумленный взгляд.
— Но у нас нет против него ни единого более или менее осязаемого элемента. У меня связаны руки. Что скажете, Вейренк?
Лейтенант стряхнул пепел в ладонь, и Адамберг пододвинул ему пепельницу.
— Пока ему вослед бросали мы суда,
Решив, что за морем он канул без следа,
Он рядом с нами был, и в этом — вся беда.
— Именно. Какой триумф, не правда ли? Умница, заморочивший голову двадцати семи дуракам.
— Вы, надеюсь, не имеете в виду Ноэля? Я плохо его знаю, но я не согласен. Ноэль агрессивен, но он не агрессор.
Адамберг покачал головой.
— Про кого же вы думаете?
— Я думаю про то, что сказала Ретанкур, выйдя из тумана.
— Ну наконец-то, — улыбнулся Вейренк. — Вы имеете в виду два стиха из «Горация»?
— Откуда вы знаете, что она процитировала?
— Я часто справляюсь о ней. Мне Лавуазье сказал.
— Для новичка вы необыкновенно предупредительны.
— Ретанкур — моя напарница.
— Мне кажется, Ретанкур из последних сил пыталась указать мне на убийцу.
— Мой господин, к чему вся эта речь?
Чтоб с запозданьем смысл из этих слов извлечь?
Их сутью пренебречь и тем беду предречь?
— Ну а вы, Вейренк, поняли, в чем смысл?
— Нет, — сказал Вейренк, отводя глаза, чтобы стряхнуть пепел. — Что вы собираетесь делать?
— Ничего особенного. Я собираюсь подождать преступника там, куда он придет. Время не терпит, он знает, что Ретанкур скоро заговорит. У него мало времени — не больше недели, учитывая, что Виолетта поправляется со страшной скоростью. Убийце надо во что бы то ни стало приготовить свою смесь до того, как ему отрежут все пути к вечной жизни. Мы отдадим ему на заклание Франсину, сделав вид, что сняли охрану.
— Классический ход, — прокомментировал Вейренк.
— В забеге на короткие дистанции нет ничего необыкновенного. Два парня несутся бок о бок по беговой дорожке, и побеждает самый быстрый. Вот и все. И тем не менее уже несколько тысячелетий миллионы парней все бегут и бегут. Тут то же самое. Он бежит, и я бегу. Я ничего нового не собираюсь придумывать, просто убийце надо помешать прийти к финишу раньше нас.
— Но он наверняка подозревает, какую ловушку мы ему расставим.
— Конечно. Но он все равно побежит, у него, как и у меня, нет выбора. Он тоже не собирается оригинальничать, ему надо добиться успеха, и чем примитивнее наша ловушка, тем меньше убийца будет ее опасаться.
— Почему?
— Он, как и вы, считает, что я придумаю нечто позаковыристей.
— Понимаю, — согласился Вейренк. — Если вы идете примитивным путем, то, значит, вернете Франсину домой? Под незаметным эскортом?
— Нет. Никому не придет в голову, что Франсина вернется на ферму по собственной воле.
— Куда же вы ее денете? В гостиницу в Эвре? Спровоцируете утечку информации?
— Не совсем так. Я выберу надежное место, которое преступник сможет легко вычислить сам, если у него есть хоть одна извилина. А у него она есть, и не одна.
Вейренк задумался.
— Место, известное вам, — начал он рассуждать вслух, — место, которое не напугает Франсину и где вы сможете организовать охрану, не прибегая к помощи полицейских.
— Например?
— Гостиница в Аронкуре.
— Видите, как все просто. В Аронкуре, где все началось, под защитой Робера и Освальда. Они гораздо незаметнее полицейских. Легавых все равно узнают.
Вейренк с сомнением посмотрел на Адамберга.
— Даже легавого, который спустился с гор, не потрудившись застегнуть рубашку и убрать туман из глаз?
— Даже меня, Вейренк. И знаете почему? Знаете ли вы, почему парень, сидящий за столиком в кафе перед кружкой пива, не похож на легавого, сидящего за столиком в кафе перед кружкой пива? Потому что легавый работает, а парень — нет. Потому что парень думает, мечтает, воображает. А полицейский наблюдает. Глаза парня обращены внутрь себя, а глаза легавого шарят вокруг. И направление взгляда бросается в глаза больше, чем знаки отличия. Так что легавым не место в аронкурском кафе.
— Неплохо, — признал Вейренк, потушив сигарету.
— Надеюсь. — Адамберг встал.
— Зачем вы пришли, комиссар?
— Спросить вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь нового, с тех пор как перенесли сцену в реальные декорации, на Верхний луг.
113 
