очень нудно 
54 
— Местные жители думают, что она умертвила своих мужей?
— Не то чтобы они так думали, но вопросы себе задают по этому поводу. Убить можно действием или помыслом. По дороге заедем на кладбище.
— И что мы там будем искать?
— Попробуем понять, что там делала освальдовская тень. Я обещал парню, что займусь ею. Но Робер назвал ее привидением, а Эрманс уверяет, что она на кладбище грязь разводит. Можно еще кое-что попробовать.
— Что?
— Понять, зачем меня сюда вытащили.
— Если бы я не сел за руль, вас бы тут не было, — возразил Вейренк.
— Я знаю, лейтенант. Просто у меня такое ощущение.
Тень, подумал Вейренк.
— Говорят, Освальд подарил сестре щенка, — сказал он. — А щенок возьми да помри.
Адамберг, держа в каждой руке по рогу оленя, ходил взад-вперед по заросшим травой дорожкам маленького кладбища. Вейренк предложил ему понести хотя бы один рог, но ведь Робер велел их не разлучать. Стараясь не задевать ими могильные плиты, Адамберг обошел кладбище. Оно было бедным, насилу ухоженным, на дорожках сквозь гравий пробивалась трава. У обитателей Оппортюн не всегда хватало денег на могильный камень, и деревянные кресты с написанным белой краской именем покойного были воткнуты порой прямо в земляную насыпь. Могилы мужей Эрманс удостоились захудалых плит из известняка, посеревшего от времени, но цветов на них не было. Адамберг хотел было уйти, ноне мог себя заставить расстаться со своевольным лучиком солнца, скользившим по затылку.
— Где юный Грасьен увидел тень? — спросил Вейренк.
— Там, — показал Адамберг.
— А что мы должны искать?
— Не знаю.
Вейренк кивнул, ничуть не раздосадованный. Лейтенант не раздражался и не проявлял признаков нетерпения, пока речь не заходила о долине Гава. Этот пестрый сродник чем-то был на него похож, с легкостью принимая все сложное и маловероятное. Он тоже подставил затылок под скупую струйку тепла, ему тоже хотелось подольше побродить по мокрой траве. Адамберг обогнул маленькую церквушку, любуясь ясными весенними бликами, задорно плясавшими на черепичной крыше и влажном мраморе.
— Комиссар, — позвал Вейренк.
Адамберг не спеша вернулся к нему. Теперь солнечные лучики забавлялись с рыжими вспышками в шевелюре лейтенанта. Если бы эта пестрота не была следствием истязаний, Адамберг счел бы ее весьма удачной. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Мы не знаем, что искать, — сказал Вейренк, указывая ему на какую-то могилу, — но вот этой даме тоже не повезло. Она умерла в тридцать восемь лет, почти как Элизабет Шатель.
Адамберг уставился на могилу — свежий прямоугольник земли, ожидавший еще своей плиты. Он начинал понемногу понимать лейтенанта — тот зря бы его не позвал.
— Слышите ль вы пение земли? — спросил Вейренк. — Читаете ее слова?
— Если вы имеете в виду траву на могиле, то я ее вижу. Короткие травинки и длинные травинки.
— Мы могли бы предположить — если вообще захотим что-либо предполагать, — что короткие травинки выросли позже.
Они разом замолчали, размышляя, хотят ли они что-либо предполагать.
— Нас ждут в Париже, — сам себе возразил Вейренк.
— Мы могли бы предположить, — сказал Адамберг, — что трава в изголовье могилы выросла позже и поэтому там травинки короче. Они описывают своеобразный круг, а покойница, как и Элизабет, уроженка Нормандии.
— Если мы целый день будем мотаться по кладбищам, то наверняка отыщем миллиарды травинок разной величины.
— Разумеется. Но ведь ничто не мешает нам проверить, нет ли под короткими травинками ямы. Как вы считаете?
— Вам, господин, судить, случайны ль эти знаки
Иль чей-то умысел расставил их впотьмах;
Вам знать, куда теперь уходит путь во мраке —
Успех ли он сулит иль предвещает крах.
— Лучше сразу во всем разобраться, — решил Адамберг, положив рога на землю. — Я предупрежу Данглара, что мы задерживаемся на здешних просторах.
XXV
Кот перемещался от одного безопасного места к другому — с колен на колени, из кабинета бригадира на стул лейтенанта, словно речку переходил, осторожно ступая по камням, чтобы не замочить лапы. Когда-то, на заре туманной юности, он увязался на улице за Камиллой [9] и продолжил свой жизненный путь уже в Конторе, где вынужден был поселить его взявший над ним шефство Данглар. Дело в том, что кот оказался существом крайне несамостоятельным и был начисто лишен надменной независимости и величия, присущих кошачьему племени. Этот полноценный самец являл собой образец бесхарактерности и был страшным соней. Данглар, приняв его под свое крыло, окрестил его Пушком. Менее подходящий талисман для уголовного розыска найти было трудно. Полицейские, сменяя друг друга, холили и лелеяли этот вялый и боязливый комок шерсти, который требовал к тому же, чтобы его провожали есть, пить и писать. И он еще смел выбирать — Ретанкур явно ходила у него в любимицах. Большую часть суток кот проводил возле ее кабинета, вытянувшись на нагретой крышке ксерокса, которым никто не решался пользоваться — слишком велик был риск, что Пушок не переживет такого потрясения. В отсутствие любимой женщины кот перебирался к Данглару, за неимением последнего — к Жюстену, и далее по списку — к Фруасси и, как ни странно, к Ноэлю.
54 
