очень нудно 
27 
Слегка поредевшая стая взметнулась ввысь, развернулась, устремилась в новую атаку. Середин взмахом сабли сбил с гривы чалого одного анчутку, кинул клинок, подхватил щит и, присев на колено, выставил его навстречу болотным тварям. Деревянный диск затрясся от множества ударов. Некоторые «киски» садились на землю и пытались забежать под щит, но ведун быстро припечатывал их кистенем. Серебро не сталь, раны от него у нежити не зарастают.
Волна опять спала — Олег вскочил, сбил с лошадей пару крылатых хищников, развернулся. Сильно поредевшая стая заходила на новый вираж. Но поредела она не из-за потерь: в болоте билась лошадь, плотно облепленная нежитью, да по ту сторону острова, судя по звукам, попала в яму еще одна. От телег доносились крики боли.
— Ну же, солнышко ясное, колядо ласковое, Ярило доброе, Хорс могучий, выходи, нодмогни нам в беде идиотской. Это же надо так влипнуть!
Светящаяся стая обрушилась вниз. Олег вскинул щит — но на этот раз ни одна из тварей на него не спикировала. Зато крики боли от телег стали громче, пока не захлебнулись. Ведун побежал туда, но помочь не успел: анчутки взлетели, рассыпались в разные стороны. Сбитые кистенем болотницы тоже куда-то пропали. Затих плач под темными еловыми ветвями.
— Светает, — с облегчением понял Середин. — Обошлось.
На небе и вправду появилась розовая полоса, свидетельствуя о скором появлении на небе дневного светила. Луна заметно побледнела, звезды исчезали одна за другой.
— Выспались, называется. — Ведун поднял саблю, отер о попону, спрятал в ножны. Наскоро осмотрел лошадей. Всё оказалось не так плохо: следы укусов, конечно, есть, но раны не рваные, мясо на месте. Заживет. Середин обернулся к телегам: — Вставайте, люди добрые, миновало.
Из-за телег выпрямились несколько холопов, обе девушки вылезли снизу, из-под повозок.
— Целы?
— Феодула порвали, — сообщил Базам, трогая ладонью разорванную щеку. — Я видел, как его эти, летучие, в топь поволокли. Он там бился, но утонул. Веревку добросить можно было, но эти… не дали.
— Остальные на месте?
— Ну… — Холоп огляделся. — Садко! Вавила! Вы где? Садко и Вавилы еще нет, ведун.
— Меня не хороните, — послышался сонный голос откуда-то снизу. — Я здесь… — Меж колес зашевелился кусок рогожи, появилось кривоглазое бородатое лицо. — Шо, сбираемся ужо?
— Лошадей ловите, — вздохнул Олег. — Вон, в пене все.
Как выяснилось, из семи хозяйских коней холопы сберегли только трех, да и у тех спины были изодраны до мяса и кровь капала с живота, словно молоко из переполненного вымени. Выругавшись, ведун приказа запрячь в телеги своих — его и Радула — скакунов. На могучего боевого боярского коня навьючили сумы обоих спутников.
Богатырь между тем угрюмо стоял в сторонке. Середин за него особо не беспокоился — кольчугу даже анчуткам не порвать, так что ран киевский воин получить не мог. Однако молчание боевого товарища всё же начало его беспокоить.
— Не бери в голову, — повернул Олег к нему. — Со всяким промашки бывают. Просто запомни на будущее.
— Он меня дразнил… Жесты делал неприличные.
— Для того и дразнил, чтобы ты сорвался. Есть простое правило, Радул, с помощью которого следует бороться с врагами. Никогда не делай того, чего хочет от тебя противник. Коли дразнит не поддавайся. Просит перемирия — бей по голове. Тебя хоть не поцарапали?
— Нет.
— Ну, так поехали.
— Давайте назад повернем, бояре? — подошла Пребрана. — Ну её, короткую дорогу. Оправдаюсь как-нибудь перед князем.
— Чего уж теперь, — поморщился Середин. — Пошли так пошли. Чего туда-обратно бегать? Опять же, в круге на любой вязи безопасно. Главное — наговор до рассвета не нарушить.
Сразу после того, как холопы запрягли лошадей, обоз тронулся дальше. Есть никто из путников не хотел. Забирать с собой, так уж вышло, было некого, тризну править — не над кем. Так получилось, что не унесут жаворонки души умерших, не пройти им Калиновым мостом, не попасть в счастливые земли. Останутся навеки здесь, неупокоенпые. А учуют темной ночью запах живой плоти — вылезут из ледяных омутов крови горячей попить…
Колеса мягко шуршали по гати, лишь изредка проваливаясь в подшившие выбоины, ноги отмеряли долгие пешие версты. К полудню икры начали ощутимо болеть, и Середин понял, что совершенно отвык ходить пешком. Богатырь тоже оказался колоссом на слабых ножках и очень скоро скинул на повозку и броню, и палицу, и шлем, и поддоспешник, оставшись только в белой шелковой косоворотке. Правда, с мечом расставаться не захотел — булат продолжал мерно стучать ему по левой ноге при каждом шаге.
27 
