очень нудно 
154 
Егерь вогнал ему пулю точно в лоб. Затем он перевел ствол карабина в сторону Кирилла Петровича, который уже целился в него неверной, дрожащей рукой, и с каким-то садистским наслаждением нажал на спусковой крючок еще раз…
После схватки, перевязав рану, Егор Павлович долго сидел на земле, обхватив голову руками. Рядом крутился и Грей, который все-таки попробовал на зуб крепость шеи Равиля; татарин так и остался лежать в нелепой позе – скукожившись, будто ему было холодно. С горестным томлением в сердце егерь думал о том, что вот и пришла пора прощаться со своим единственным в этом мире родным и любимым домом – тайгой.
Егор Павлович был уверен, что смерть Кирилла Петровича и его подручных вряд ли свяжут с именем старшего егеря заказника. И то если разыщут поляну и вертолет – он почти не сомневался, что о своем маршруте босс не докладывал никому. Но Егор Павлович знал и другое: эта винтокрылая машина не первая и не последняя ласточка в заповедных местах. А сражаться с мельницами, как некий испанский рыцарь, книгу о котором он прочитал совсем недавно, старик уже не хотел.
Перетащив тела в кабину вертолета, Егор Павлович отошел на безопасное расстояние и, почти не целясь, расстрелял остаток обоймы в бак с горючим. Металлическая стрекоза взорвалась и загорелась ярким пламенем. Теперь он был абсолютно уверен, что никакой следопыт не определит истинную причину гибели Кирилла Петровича и компании…
Вечер застал его на взгорье. Егор Павлович Велтистов смотрел на уже поблекший солнечный диск, выщербленный снизу вершинами дальнего хребта. Да, решение принято – он уезжает. Навсегда. Где-то там, на западе, в призрачном оранжевом мареве, старика ждал Город. Возможно, его последнее в этой жизни пристанище…
Глава 27. Гуга
Он не любил заходить на Подкову, хотя по долгу службы ему приходилось шляться и по более гнусным местам. Барахолка, она и есть барахолка. Невероятный сплав патологической жадности, человеческого горя, жизненной неустроенности и жажды наживы. Торговля с рук и лотков, детище убогой демократии, приносила доход, помогала свести концы с концами, и в то же время развращала, обнажая перед наивными "совками" с виду благоухающее дно общественной формации под названием капитализм. Глупые бабочки в человеческом обличье слетались к растущим на дне цветам, чтобы вкусить их нектар, насытиться и зажить красивой жизнью, назойливо и каждодневно преподносимой обывателям в виде аппетитных женских попок на фоне ласкового южного моря, белоснежных яхт и экзотических растений голубым экраном наркотика под названием "телевизор", но не зная правил игры, в итоге попадали не в фиалковые кущи, а в вязкую субстанцию тропического цветка-людоеда. Некоторым удавалось вырваться из его цепких объятий, а коекто, вместе с надеждами на безоблачное будущее, терял честь, совесть и свою душу – нередко в прямом смысле.
Клевахин искал Гугу. Этот нищий здорово заинтересовал майора, после того, как он в конце концов разыскал его досье… в райвоенкомате! Настоящее имя Гуги было Родион Матвеевич Волков. И в свое время несчастный попрошайка служил в Афгане старшиной автороты. Служил на совесть – список боевых наград Гуги впечатлял. Однако, как узнал Клевахин в райсобесе, Волков никакими льготами, предназначенными для воинов-афганцев, не пользовался; и мало того – он даже пенсию по инвалидности не хотел получать.
Впрочем, этот факт у майора вызывал сильные сомнения. Скорее всего, полубезумный нищий просто был не в состоянии собрать кучу разнообразных бумажек, которые требовали совсем зажравшиеся чиновники пенсионного фонда с намертво приклеенными к стульям и креслам задницами. Для них подняться и помочь убогому и беспомощному человеку документально оформить причитающееся по закону пособие было равносильно восхождению на Эверест, куда нормальный человек в здравом уме не попрется ни под каким видом.
Нашел Клевахин и квартиру, где когда-то проживал Гуга. Там теперь обитали другие люди, которые о бывшем хозяине своего жилища не имели ни малейшего понятия. Или – что было более достоверно – успешно постарались его забыть. И было из-за чего.
Вернувшись с афганской войны, Родион Волков устроился автомехаником на одном из предприятий города.
Вскоре ему, как воину-интернационалисту, выделили и двухкомнатную квартиру, куда он въехал с молодой женой и годовалым сыном. Жили они дружно, весело и отличались особым бескорыстием – может, потому, что и Родион, и его жена были детдомовскими. Казалось, что никакие житейские бури не смогут разрушить их счастливое гнездышко, любовно свитое и тщательно охраняемое.
154 
