очень нудно 
35 
По каким-то необъяснимым причинам именно сейчас, когда настал долгожданный миг, ему казалось важным проявить сдержанность и не бросаться на Джеанну, подобно необузданному жеребцу.
Поэтому он лишь осторожно прижался ногами к ее ногам, продолжая покрывать тихими ласками и поцелуями восхитительно нежное тело, все его изгибы и потаенные ложбинки, выступающие под кожей хрупкие косточки ключиц, зарываясь лицом в мягкий шелк волос…
Слезы подступали к его глазам, комом стояли в горле, так знаком был ему запах ее волос, их прикосновение к его щеке; именно об этом он мечтал в разлуке, именно это теперь стало пыткой. Но вот дрожь прошла по телу, и доводы рассудка перестали что-либо значить.
Джеанна тихо лежала рядом с ним и вдруг обвила его руками, привлекая к себе. Она гладила его по спине, по ягодицам, помогала лечь на себя, прижимала его к себе, и наконец, содрогнувшись от небывалого облегчения, он бездумно, бессознательно вернулся к ней, вернулся домой.
После они лежали, не размыкая объятий, и он плакал, и чувствовал, как ему на плечо капают ее слезы.
Они лежали, не двигаясь, молча вбирая друг друга сквозь кожу, заново узнавая запах и вкус друг друга.
— Почему? — прошептал Галеран, взглянув на Джеанну.
Она лишь покачала головой.
— Не здесь, не сейчас, — и скользнула ниже, и припала губами к его чреслам, мучая, лаская, пытая жарким ртом…
Но он все же нашел в себе силы снова привлечь ее к себе, лицом к лицу.
— Ты пытаешься слизать свой грех?
Ее глаза сверкнули гневом — совсем как раньше.
— Боишься, что я его тебе откушу?
Галеран мог бы требовать другого ответа, но в глазах жены прочел, что здесь и сейчас не добьется ни слова даже пыткой, и потому решил взять то, что она готова была дать. Когда губами, языком и гибкими, ловкими пальцами она вновь довела его до вершин безрассудства, он взял ее с бешеной, неукротимой страстью, от которой заходила ходуном кровать и из грудей Джеанны полилось молоко.
Тела сплетались и скользили, залитые молоком, и Галеран рассмеялся. Джеанна оставила тщетные попытки унять молочные реки и тоже засмеялась и прильнула к нему.
Он слизывал с ее тела сладкие белые капли, а она — с его, но молоко лилось все сильнее, и на коже появлялись все новые брызги, и не утихал смех, и заново разгоралась страсть.
Во время последнего яростного порыва раздался громкий треск, кровать дрогнула и завалилась набок, сбросив их на пол. Джеанна вскрикнула, Галеран выругался, и в светлицу ворвался стражник.
На миг он остолбенел, затем ухмыльнулся и вышел. Галеран и Джеанна после минутного замешательства расхохотались и, словно расшалившиеся дети, принялись возиться среди руин кровати, мокрые и липкие от молока.
Наконец они сели отдышаться.
— Как умно придумано — подпилить ножку кровати, — заметил Галеран.
Улыбка, блуждавшая на губах Джеанны, растаяла.
— Галеран, ради всего святого, неужели отныне ты будешь искать тайный умысел в каждом моем движении?
— А почему бы и нет?
Она вскочила на ноги.
— Вспомни, кто я есть! Подумай: ведь я ожидала, что ты высечешь меня и отправишь в монастырь! Зачем бы мне заранее придумывать эту милую сцену!
— Ты всегда умела предвидеть сразу несколько возможных исходов. А я еще могу высечь тебя и отправить в монастырь.
— Уж лучше это, чем вечные подозрения. — Она подошла к кровати, откинула тюфяк, взглянула на обломки и резко обернулась к Галерану. — Смотри, здесь червь!
Он наклонился ближе: действительно, древесина вся источена. Но темное бешенство уже овладело им.
— Ты, оказывается, не такая рачительная хозяйка, как мне казалось. Счастье, что эта кровать не рухнула под тобою и Лоуиком.
Именно эта мысль непрестанно грызла его — то, что совсем недавно на этой самой постели Джеанна предавалась страсти с другим. И млечные утехи уже были у нее — с другим…
Она замерла, стоя вполоборота к нему.
— Мы ни разу не спали на этой кровати.
У Галерана гора упала с плеч, но он лишь спросил:
— Отчего же?
Джеанна отошла в сторону.
— Верно, оттого, что кровать подточена червем. Вздохнув, Галеран поднялся на ноги. Джеанна умела ответить… Он смотрел, как она надевает рубашку, как тонкая ткань облегает влажные округлости, и это было ему столь же приятно, как видеть ее нагой.
— Скоро тебе придется поговорить со мною, Джеанна. Она взглянула на него, и он онемел — такая мука исказила ее лицо. Затем прошептала: «Прости», — и ушла. Другая бы женщина выбежала бегом, но Джеанна вышла, не ускорив шага.
35 
