5 
— Ад и пламя, Галеран, чем ты думаешь, головой или тем, что ниже пояса? Убей зверя! Или мне сделать это самой?
Она действительно попыталась бы расправиться с кабаном и, возможно, преуспела бы. Для женщины Джеанна была довольно высокого роста, что не особенно нравилось Галерану в юности; она была сильной, несмотря на кажущуюся хрупкость. Конечно, ей не удалось бы зарубить кабана мечом — это и для мужчины нелегкая задача, — но она попыталась бы.
Возможно, кабан тоже почуял недоброе, так как, вопреки присущей этим животным агрессивной повадке, повернулся и потрусил обратно в чащу, видимо, испугавшись высокой, белокожей и светловолосой воительницы с мечом в руках.
Галеран облегченно рассмеялся, а в следующий миг Джеанна опять увлекла его за собой в новое, еще более волшебное безумство.
То безумство он жаждал испытать еще раз.
Нет, не один раз…
Он снова подхлестнул каурого, понуждая его ускорить бег и раздумывая, смогут ли они с Джеанной жить так, будто не было двухлетней разлуки.
Или они будут жить лучше, чем раньше?..
Галеран понимал, как изменился за эти годы. Когда он уходил в поход, ему исполнилось всего двадцать два, и жизнь была легка и приятна. Теперь же, в двадцать пять, он закалился, окреп, огрубел душою и телом, видел чудеса, упрочившие его веру, и ужасы, омрачившие ее.
Верно, Джеанна тоже изменилась.
После родов она могла раздаться вширь. Галеран всегда восхищался ее хрупкостью и изяществом, но не стал бы возражать, если б груди у ней стали чуть полнее, а стан приобрел приятную округлость. Впрочем, Джеанна хороша в любом обличье.
Прав Рауль: надо было послать ей весточку из Брюгге. Да и сегодня еще не поздно остановиться на ночлег и отправить гонца в Хейвуд. Но и этого Галеран делать не стал.
Он понимал, что на самом деле хочет удивить ее, ошеломить, и, предвкушая ее замешательство, не мог сдержать довольной усмешки. Застать хладнокровную умницу-жену в будничном платье с высоко подоткнутой юбкой, с висящими вдоль щек непослушными светлыми прядями, выбившимися из прически. Он представлял себе, как она поднимет голову, увидит его, окаменеет от неожиданности, а потом зардеется от счастья.
Джеанна не любила, когда ее заставали врасплох, и потому Галерану особенно нравилось время от времени делать это. Как в тот раз, когда он принес ей розу…
Он был совсем не из тех, кто склонен дарить затейливые подарки, да и трудно сыскать что-то особенное на малонаселенному глухом севере Англии; но однажды, во время поездки в Йорк, его внимание привлекла безделушка на лотке бродячего торговца. То была роза, искусно выточенная из слоновой кости, с лепестками, не уступавшими тонкостью живым розовым лепесткам. Вещица была довольно бесполезная, чересчур большая для броши или пряжки и слишком мелкая для того, чтобы украсить ею комнату, но Галеран все же купил ее, ибо хрупкая красота цветка и острые края его лепестков напоминали о Джеанне, о которой он так скучал после нескольких дней разлуки.
Когда он отдал розу жене, щеки ее вспыхнули и глаза засияли; возможно даже, в них блеснули слезы. Джеанна плакала редко.
Но она плакала, когда сломала розу. Галеран печально улыбнулся, вспомнив, как она горевала тогда. Обычно и большие утраты переносила с сухими глазами, сжав зубы, а тут потеря безделушки повергла ее в настоящее горе. Упавшую с полки розу пытались склеить, но от одного лепестка потерялся крохотный кусочек, другой треснул, и роза уже не была так совершенна, как прежде.
Но ничего. Джеанну ждут щедрые подарки из Святой Земли, и, возможно, какой-нибудь из них заменит ей розу.
Ему пришло в голову, что неплохо бы ошеломить ее новыми приемами любовной игры. Нет, на чужбине Галеран не нарушал обета верности, но некоторые из его товарищей рассказывали удивительные вещи о женщинах Востока. Джеанне это было бы интересно, она любила все новое и неизведанное, а теперь, когда ее более не сковывал страх бесплодия, ничто не помешает ей разделить все затеи мужа и смело предаться наслаждению. Нынче ночью… Джеанна.
Он представил ее нагой, среди небрежно отброшенных простыней. Он будет упиваться видом ее наготы, бледно-золотых, разметавшихся по подушкам прядей, хрупкого тела, наконец-то открытого его ласкам, прикосновениям, поцелуям, его бешеному после двухлетней разлуки натиску…
Крайне неразумно было предаваться подобным мыслям. Галеран чувствовал, как его мужская плоть содрогается и болезненно твердеет, и подумал, что опасения Рауля, как бы он не лопнул, пожалуй, не лишены основания.
5 
