— Она красавица, правда? — гордо улыбнулась Элеонора. — Волосики еще не отросли. Впрочем, это не значит, что потом она будет блистать настоящей красотой. Младенцы обычно очень трогательны.
— Трогательность здесь ни при чем. Она настоящая погубительница мужских сердец.
— Держи. Пусть ты будешь первым, кого она погубит. — Она протянула ему ребенка. — Мне нужно переговорить с миссис Кук.
— Элеонора! Вернись! — Люсьен растерялся, когда в его руках оказался младенец.
— Николас в гостиной, — бросила Элеонора через плечо и исчезла.
Люсьен со страхом покосился на девочку. Странно, что она так спокойно приняла его. Арабелла не выказывала никакого недовольства по поводу того, что покоилась на руках у чужого человека. Более того, его сапфировая булавка для галстука, похоже, привлекла ее живейшее внимание, и малышка, растопырив пальчики, потянулась к ней.
— Типичная женщина, — усмехнулся Люсьен. — Тянется к тому, что блестит. Пошли. Давай найдем папу.
Разыскивая хозяина дома, он вдруг подумал о собственном ребенке, который впервые представился ему как нечто большее, чем тяжелое, но необходимое бремя супружеской жизни.
Он вошел в гостиную и застал там хозяина, Николаса Делани, который беседовал с членами их «Компании бродяг»: с сэром Стивеном Боллом, членом парламента, с лордом Дариусом Дебнемом, третьим сыном герцога Йовиля, и виконтом. Они все обернулись как по команде и рассмеялись, увидев перепуганного Люсьена с младенцем на руках.
— Боже мой! — Николас шагнул вперед. — Я слышал, ты собираешься жениться, но не торопишь ли ты события?
— Этот, если ты еще в состоянии узнать, твой, — усмехнулся Люсьен.
— Да, верно. — Николас ловко подхватил девочку на руки, и Арабелла улыбнулась ему беззубым ротиком.
Люсьен обратил внимание на то, как бодро выглядит Николас — загорелый, карие глаза с золотыми искорками чисты и радостны. По тому, как счастливо улыбалась Элеонора, Люсьен сделал вывод, что в их жизни не случилось ничего, что могло бы омрачить недавний брак.
До этого момента он и не предполагал, насколько сильно угнетал его груз неразрешенных сомнений.
Затея, в которую втянул их Николас в прошлом году, сначала показалась всем шуткой наподобие тех, которыми они забавлялись в школьные годы. Она перестала быть шуткой, когда Люсьен понял, насколько больно Элеоноре сознавать, что ее муж отдает предпочтение другой женщине; тогда он сам стал страстным поклонником Элеоноры Делани. И ради нее пошел на жертву.
Люсьен не сразу понял, что Тереза Белэр постепенно разрушает личность Николаса.
Он не понимал этого до той ночи, когда ему самому пришлось противостоять хищнической страсти мадам. Эта женщина одним взглядом могла заставить мужчину почувствовать, что его изнасиловали. Когда Николас оставил ее, Люсьен был уже далек от представлений о благородстве и готов был проникнуться к ней благодарностью. Одно хорошо — с тех пор он стал серьезнее относиться к женщинам, поскольку на собственном опыте испытал, как легко можно оказаться ими оскверненным.
Теперь он со стыдом вспоминал, как издевался над Элизабет Армитидж. Он поступил с ней более жестоко, чем когда-то Тереза Белэр обошлась с ним самим. Впрочем, спасибо ей за это. Если бы она оказалась не такой, какой он ее себе представлял…
— Какие-то проблемы? — с улыбкой спросил Николас, но его глаза были серьезны и беспокойны. Ник всегда умел смотреть в корень.
— Да, кое-какие есть, — признался Люсьен.
— Мы пробудем здесь с неделю, — поставил его в известность Николас. — Заходи в любое время на рюмочку шерри. Ты же знаешь, что мы принимаем друзей без церемоний.
И в этот момент Элеонора ввела в гостиную Хэла Бомона.
Он почти не изменился с тех пор, как Люсьен видел его в последний раз. Но они не встречались уже четыре года, и одному Богу известно, что Хэлу довелось пережить с тех пор. Его лицо избороздили глубокие морщины, но он по-прежнему усмехался, поджимая правый уголок губ, а его волосы вились все так же буйно. Он казался более высоким и сильным, чем в юности. Люсьен испытал огромную радость от того, что его друг жив.
— Хэл! — Он шагнул к нему и крепко сжал его руку. Он невольно покосился на пустой левый рукав, обшлаг которого был заткнут за полу камзола. Он только что узнал о том, что его друг лишился руки на войне с Наполеоном. В его сердце всколыхнулась ненависть к несправедливой судьбе, отягченная бессилием ей противостоять. И это чувство не проходило от сознания собственного материального благополучия и высокого общественного положения.