очень нудно 
42 
24 июня Скобелев принес Аксакову связку своих бумаг и отдал на сохранение, заявив: «В последнее время я стал подозрительным… Я всюду вижу грозу».
На другой день, к вечеру, генерал отправился в ресторан «Англия» в Столешниковом переулке. За столом сидел один, был мрачен. В соседнем кабинете веселилась компания, звучали и тосты в честь Скобелева; в конце концов оттуда вышел оставшийся неизвестным мужчина и поднес генералу бокал шампанского. Тот принял и выпил. После чего отправился «в номера» с некой Вандой, так называемой кокоткой, или, по сегодняшней терминологии, элитной проституткой.
Там он и умер посреди ночи. Вскрытие определило паралич сердца и легких.
Разумеется, тут же поползли слухи, что надежду-генерала злодейски отравили немецкие агенты — и, мало того, вдобавок выкрали из Спасского план войны, который Скобелев разработал против Германии.
Второе - просто дурацкая сказочка. Первое тоже вряд ли соответствует истине, кого бы молва ни называла в качестве виновника: канцлера Германии Бисмарка или русские дворцовые круги (имела хождение и такая версия).
Во-первых, агент с пузырьком яда в кармане совершенно не в стиле Бисмарка. «Железный канцлер» в политике не брезговал самыми грязными методами, но в политических убийствах его ни разу не обвиняли и заклятые враги. И потом, Бисмарк и яд категорически не сочетаются. Как не сочетается «яд в шампанском» и с предположением, что Скобелева убрали свои. У всякой эпохи есть некий общий стиль решительно во всем. Яд в бокале это скорее привычная деталь XVIII века в конце XIX века подобной старомодной романтикой уже практически не баловались.
Речь, таким образом, идет о естественной смерти. Скобелев изрядно подточил здоровье тем, что его биографы деликатно именуют «многочисленными кутежами». А непосредственно перед сердечным приступом, любой кардиолог подтвердит, порой у больного наблюдается некоторое расстройство психики возможно, отсюда и берут начало иные фразы и поступки Скобелева, отдающие манией преследования.
И наконец… Германию выпады Скобелева, конечно же, чертовски разозлили, но там должны были прекрасно отдавать себе отчет, что означенный генерал чересчур мелкая фигура для того, чтобы развязать большую войну.
Кстати, именно по этим соображениям и российский самодержец, и его ближайшее окружение должны были не особенно опасаться слухов о грядущем скобелевском перевороте.
Это при Александре II подобное могло и прокатить - по крайней мере, могла быть предпринята попытка. При Александре III генерал, даже популярнейший, болтавший о перевороте и свержении династии, выглядел уже не грозно, а скорее смешно.
Александр III был суров и крут, не в пример своему отцу. Едва взойдя на престол, он быстро навел порядок. Революционеры засучили ножонками на виселице и зазвенели кандалами по большому Сибирскому тракту, а уцелевшие забились по углам и на протяжении всего царствования Александра сидели тихонько, как мышки. Точно так же и образованные господа из высшего общества, для которых либерализм был не более чем модой, при новом императоре моментально перестали дурковать и отныне вольнодумствовали только мысленно, начисто позабыв про то, как они еще недавно витийствовали о конституции и реформах, превосходящих даже французские. Перестали умничать и военные. С одной стороны, Александр III, подобно Скобелеву, немцев не любил так страстно, что в этом просматривается, право же, нечто патологическое. С другой он четко и недвусмысленно взял курс на мир и воевать не собирался с кем бы то ни было, уж тем более ради химерической идеи объединения и вызволения славянских братьев. Известно его высказывание: «У России нет друзей, кроме ее армии и флота».
В этих условиях никакой переворот был невозможен. Еще и оттого, что 1882 год - не 1825-й. А впрочем, и в двадцать пятом получилась уже бледная пародия на гвардейские мятежи XVIII столетия. Это тогда достаточно было роты преображенцев и пары-тройки офицеров со шпагами наголо, чтобы на троне сменился монарх. В конце XIX века любой переворот мог иметь успех только в том случае, если его устроит большинство элиты как, кстати, и произошло в феврале 17-го. Скобелев, даже в компании нескольких единомышленников в немалых штатских и военных чинах, ничего бы не добился. Мечтать-то он мог (и, судя по всему, не раз мечтал), но что до реальности… Нашлось бы слишком много обладателей еще более пышных эполет, которые неминуемо взревели бы некормлеными медведями: «Чего-о? Мишку Скобелева, крестьянского внука - в Бонапарты? А луну с неба ему не надобно?», и можно не сомневаться, что это скопище родовитых, знатных, высокопоставленных людей стеной встало бы на пути наполеоновских планов «белого генерала».
42 
