Рона прикончила остатки вина и налила себе еще бокал. Кошка, сердито мяукнув, спрыгнула на пол, предпочтя мягкий коврик ее жестким от напряжения коленям.
Небо прояснилось. В дом проникло вечернее солнце. Комната казалась совершенно пустой. Как моя жизнь, подумала Рона.
Странно, оглядываясь, видеть позади пустоту вместо привычной картины успеха. Учеба в университете. Докторантура. Многочисленные предложения работы. Ответственная должность, приносящие удовлетворение опыты в лаборатории. Покупка квартиры. Счет в банке. Все не важно. Я зря прожила эти годы, говорила она себе.
Снова зазвонил телефон. Рона чертыхнулась, вспомнив, что не включила автоответчик. Потом ей пришло в голову, что это может быть Эдвард. Вдруг он забыл ей что-то сказать. Что-то важное.
– Это доктор Рона Маклеод? – раздался мужской голос.
– Да.
– Наверное, это звучит глупо. – Мужчина нерешительно смолк и прокашлялся. – Мы с вами виделись вчера, когда шел дождь. Меня зовут Гейвин Маклин.
– Мы вместе ехали в такси.
– Я звоню спросить, не хотите ли вы сходить завтра вечером в кино. – И он поспешно добавил: – Я не обижусь, если вы подумаете, что я придурок, и скажете «нет».
– Нет.
– Понятно, – огорчился он.
– То есть я не думаю, что вы придурок, – рассмеялась она.
– Какое счастье. Значит, вы согласны?
– Не знаю.
– Только в кино. Честное слово.
Она задумалась. Письмо придет завтра. Ей не нужно больше сидеть дома и ждать. Ей нужно вернуться к нормальной жизни. А этот, кажется, приятный мужчина. Только в кино. Если Шону можно, то почему ей нельзя?
– Хороша Только в кино.
– Отлично. Я заеду за вами часов в восемь?
И лишь промучившись полчаса над вопросом, зачем она согласилась на свидание с незнакомым мужчиной, Рона вдруг изумилась тому, откуда Гейвину Маклину известно ее имя и номер телефона.
10
Тот вечер, когда Рона позвонила ему насчет мальчика, начался для Эдварда хорошо. Они с Фионой давали прием, и среди гостей присутствовал сэр Джеймс Далримпл. Эдвард знал, что на Фиону можно положиться. Она понимала, как важно играть по правилам.
Он встал в дверях и окинул взглядом гостиную. Июньское солнце, светившее в окна веранды, переливалось на сине-розовом китайском ковре, на обивке диванов и на полированной мебели красного дерева. Эта комната символизировала все, ради чего он работал, от шелковых штор на окнах с видом на ухоженный газон, до цветочных ваз (дорогих ваз с дорогими цветами) и бара с солидным запасом напитков.
Если бы не Фиона, ее связи, ее семья, он вряд ли сумел бы достичь таких успехов. Пусть он был хороший специалист, другие были не хуже. А вот Фиона была не у каждого.
Сквозь открытые настежь двери в столовую он наблюдал, как она, пока еще в домашнем платье, вносит завершающие штрихи в композицию и без того великолепного стола. В то время как Фиона, наклонившись, выравнивала вазу, он с восхищением отмечал ее внимание к мельчайшим деталям и любовался видом ее оголившегося бедра.
Эдвард уже поднес Фионе два виски, якобы сильно разбавленных, но на самом деле довольно крепких, в надежде, что она выберет момент между расстановкой цветов и переодеванием в маленькое черное платье, чтобы заняться с ним любовью.
Фиона оглянулась через плечо, приглашая его оценить сервировку стола. Эдвард дал ей ответ, которого она желала, и кивком головы указал на лестницу, ведущую в спальню. Фиона улыбнулась.
Эдвард встретил Фиону на одной из вечеринок, которую совместно устроили его контора и корпоративный клиент, в роскошной штаб-квартире клиента, расположенной на набережной Клайда. В тот вечер он был очень доволен собой, поскольку накануне совершил зарубежную трансакцию, сохранившую этому клиенту целое состояние, которое не пришлось выплачивать в казну Великобритании в виде налогов. И по правде говоря, он был рад вырваться из дому. Отношения с Роной окончательно испортились.
Фионе очень шел черный цвет. Эффект, вероятно, производило сочетание модной белокурости и легкого загара. В тот вечер на ней было узкое платье, подчеркивающее ягодицы.
Он и Рона давно не занимались сексом. Эдвард вдруг почувствовал себя подростком с первой в жизни эрекцией.
В разгар вечеринки Фиона повела его в свой кабинет, двумя этажами выше.
Эдвард прижал ее к массивному столу из красного дерева и стянул бретельки платья, обнажая упругую грудь.