очень нудно 
62 
Карташ помотал головой. Ф-фу, елы-палы, ну и приснится же такое… Особливо ежели учесть, что женского отделения в «Крестах» нема.
Хата, как обычно, не спала, но теперь дверь была открыта, и на фоне тускло освещенного коридора маячила фигура прапора, молодого, совсем еще мальчишки.
– Карташ, бля, долго я орать должен?! – яростным шепотом гаркнул надзиратель. – Быром давай на выход!
Алексей скатился со шконки, ничего еще не понимая, натянул брюки, набросил пиджак, надел туфли.
Дюйм и Эдик в наглую резались в преферанс с «болваном», Квадрат, по причине неумения играть в столь мудреные игры, валялся на своем месте и делал вид, что спит.
– А что случилось-то, командир? – Карташ, наконец, окончательно выплыл из сновиденья. Но нельзя сказать, что действительность успокоила его и порадовала. Элемент шизы все еще продолжал иметь место.
– Болтать не будем, да? – повысил голос прапор. – «Че случилось, че случилось»… Вызывают тебя, вот что случилось… Готов? Пошли. Да вещи-то оставь, не на расстрел же ведут, чудак на букву «х». Приглашают на переговоры.
Господи, то не трогает никто, то отбоя нет…
Дюйм и Эдик проводили его заинтересованным взглядом. Из-под одеяла на шконке Квадрата блеснул любопытный глаз. В самом деле, интересно, куда это его? Ночные допросы вроде как запрещены действующим законодательством… Опять, что ли, по бабам?!
Они спустились этажом ниже, прошли мимо полусонного надзирателя, двинулись по галере – насколько уже мог ориентироваться Алексей, по северной. Карташ с почти мистическим трепетом прислушивался с несмолкаемому шороху вокруг. Звуки приглушенные, почти неразличимые, невнятные, но доносились они отовсюду – сверху, снизу, с боков, и он чувствовал себя чуть ли не Иовом в китовьем желудке.
«Кресты» жили. Как исполинский сонный дракон дышали, ворочались, бормотали что-то неразборчивое. Шаги Карташа и конвоира громко отдавалась в этом шуме.
– Куда хоть идем? – негромко спросил Алексей.
– А я что, знаю? – неприязненно ответил провожатый. Был он худым и веснушчатым – эдакий деревенский хлопец, волей службы дорвавшийся до должности «повелитель зэков». – Не мое дело. Мне приказали доставить, я и доставляю. Вместо того, чтобы спать, как все нормальные люди… Стой, пришли. Лицом к стене.
Остановились возле камеры в самом конце на втором этаже, провожатый отомкнул замок, небрежным кивком указал: «Заходи, мол, давай…»
В хате обитали двое. Один сидел на нижней шконке, второй стоял спиной к входу и о чем-то приглушенно разговаривал по мобильнику. При появлении гостя предостерегающе поднял указательный палец – дескать, погоди, сейчас закончу, – и сказал в микрофон:
– Дай-ка трубу этому деятелю…
По запаху ли, по ауре, а может, чутьем, появившимся за годы службы, или еще каким-нибудь там сорок восьмым чувством, но Карташ с порога понял: вот тут-то и сидят настоящие воры. Это вам не скучающие «красные», прикидывающиеся от безделья «уголками», это не мелкие бандюшата, возомнившие себя авторитетами после первой же отсидки.
Черт его знает, чем отличалась здешняя атмосфера. Вроде, все было чинно, спокойно и даже, в некотором роде, богато. В хате имелись: холодильник – «Стинол» в полтора человеческих роста, телевизор – «Сони Тринитрон», масляный обогреватель и кофеварка «Мелисса», – и, наверняка, еще много чего в смысле комфорта, просто Карташ не стал озираться, сосредоточил внимание на обитателях.
В камере отчетливо пахло силой, уверенностью и неколебимым спокойствием людей, которые повидали все на свете, прошли через все на свете и могут, не изменившись в лице, вставить тебе нож в сердце, буде увидят в этом такую необходимость.
– Привет, начальник. Заходи, присаживайся, где больше нравится. Гостем будешь, – вполне мирно сказал один из камерников, со шконки не вставая.
– Спасибо, и вам здорово, – осторожно ответил Алексей, приглядываясь. – Я тебя не знаю…
– А ты не ко мне в гости пришел, – ощерился тот – лет пятидесяти, похожий на морского волка из советских фильмов: сухой и жилистый, загорелый на зоновском солнце так, что не отмыть, просушенный всеми ветрами.
– Слышь, братан, – говорил в трубку его сосед таким сладким голосом, что хотелось немедля упасть на колени и просить прощения, – ты, конечно, охренительный борец за права заключенных, и че я тебя упрашивать буду, как девочку… Но только вот что я скажу: тех, кто объявляет голодовку, здесь кормят принудительно… Чего?.. А вот правила такие! И знаешь, что означает «принудительно»? А это означает, что к тебе приходят несколько лбов из цириков, приматывают тебя к шконке, потом вставляют в пасть резиновый шланг и заливают в глотку питательный раствор… Питательный, бля, ты глухой, что ли?! Насильно заливают, по самые гланды. Так ты и будешь питаться, это я тебе обещаю. Улавливаешь суть?.. Ага, вот именно… Так что думай, сокол, думай, имеет ли смысл и дальше выеживаться со своими предъявами… А теперь трубку обратно оперу передай-ка…
62 
