очень нудно 
41 
Наверное, можно было попробовать использовать дар. Но девушка так устала и отупела от пережитого, что даже не пыталась барахтаться. Будь что будет, значит, такова воля Хольги.
В жиденькой толпе не мелькнуло ни единой белой макушки. Да и вообще народу собралось мало — подумаешь, каких-то бродяг вешают. Вот если бы хотя бы колесовали или за ребро… а тут пять щепок всего удовольствия.
Зато в первом ряду стоял племянник Матюхи, глядя на приговоренных злыми опухшими глазами.
Это было так обидно и нечестно, что вырвало Рыску из оцепенения.
— Неправда, мы твоего дядю не убивали! — крикнула она, шагнув к краю помоста. Стражник поймал ее за связанные руки, оттащил назад. Девушка споткнулась, упала на колени.
Парнишка потупился и попятился. Толпа заворчала. Начались перешептывания: «А с виду такая молоденькая, может, и не врет…»
— Ага-ага. — Палач почесал под мышкой. — Мы тут только невинных каждый день и вздергиваем.
Послышались смешки — большинство зрителей тоже были настроены скептически. Чего только перед казнью от страху не наговоришь, самой пресвятой Хольгой прикинешься.
— Конечно, невинных, — нахально подтвердил Жар. — У виновных-то есть чем от наместника и судей откупиться.
Симпатии толпы снова переметнулись на сторону осужденных. Косого наместника, несмотря на все его усилия по возвеличению Зайцеграда (а может, как раз благодаря им), в городе терпеть не могли, а продажность судей ни у кого не вызывала сомнений.
— Ну так молитесь Богине, — ехидно посоветовал палач. — Она небось гибели праведников не допустит. — И кивнул стражникам: мол, давайте поскорее избавимся от этой обузы, пока лишние слухи не поползли.
Страсть Румза к чистоте и порядку проявилась даже здесь: палачу не приходилось возиться с вышибанием пеньков из-под ног осужденных — достаточно было дернуть за выкрашенный красным рычаг, как кусок помоста эффектно проваливался. На виду оставалась только верхняя половина повешенного. Когда она переставала дрыгаться, тело подтягивали вверх и оставляли на всеобщее обозрение и глумление до завтрашнего утра. Дольше редко: господин наместник ненавидел трупный запах и требовал убирать место казни ежедневно.
Обычно преступников казнили по одному, но дело было скучным, и палач торопился домой. Жара с Рыской поставили рядом, накинули им на шеи петли из толстой гладкой веревки, чтобы именно удавила, а не сразу сломала позвоночник. Девушке из милосердия надели на голову мешок. Рыска честно пыталась молиться, но ничего не получалось. Мысли путались, слова забывались, будто Хольга, оскорбленная ночным злодейством, отвернулась от заблудшего чада — а для Сашия, видать, девушка была слишком мелкой добычей.
Палач дернул за рычаг.
Пол провалился, и осужденные вместе с ним. У Рыски в животе екнуло, потом веревка впилась в горло, беспощадно его стиснув — но совсем ненадолго.
Падение продолжилось. На ногах девушка не устояла и упала на бок, больно им ударившись. Петля на шее расслабилась — все еще давила, но уже не душила вчистую. Больше плотный мешок мешал. Рыска затрясла головой, сбрасывая его, и обнаружила, что лежит на толстом слое песка под помостом. Рядом судорожно откашливался Жар. Сбоку, в щели под досками, виднелось множество всевозможных ног: и тощие, и толстые, и босые, и в башмаках, и даже рыжие собачьи лапы, две штуки — видно, передними псина оперлась о стенку.
Следом за повешенными в провал спрыгнул обескураженный палач, ухватил конец свисающей с Рыскиной шеи веревки. Причина ее возмутительного поведения обнаружилась сразу.
— Вот твари!
Веревка оборвалась у самой балки — в месте, где никто бы не подумал проверять (обычно у самой шеи на прочность дергают), зато незаметно подгрызть удобнее всего.
— Я же ее лучину назад завязывал! — не укладывалось в голове у палача. — И не отходил никуда!
Отходить-то не отходил, но и неотвязно не пялился. А вытянувшейся в струнку крысе ничего не стоит взбежать по потемневшему, цвета ее шерсти столбу.
В дырку спрыгнул глашатай. Вид у него был испуганный, шапка куда-то исчезла.
— Ты чего, ополоумел?! — напустился он на палача. — Гнилье подвязал, а казенные деньги пропил?
— Глянь! — Тот ткнул глашатаю в нос размахренным концом. — Новенькая, салом смазанная! Тьфу, видать, крыса на него и польстилась…
— Я тебя самого сейчас крысам скормлю! Слышишь, чего люди орут?!
41 
