очень нудно 
45 
— Так, — сказал Смолин. — Председателем у нас, стало быть, Врубель… И ты у нас тоже есть, шестой по счету… В каком качестве, если не секрет, Митя?
— А там четко написано, потом почитаешь, — усмехнулся Зондер. — Популярно излагая — гильдия формируется из торговцев антиквариатом, а также искусствоведов, представителей общественности и народных избранников. Я, как легко догадаться, представитель общественности. Активист, можно сказать. Сочувствующий беспартийный, — он хохотнул. — Я к тебе завтра утречком подскочу, идет? Ты же не на квартире теперь, в особняке с красоткой? Наслышаны о переменах в семейной жизни, Шантарск — деревня маленькая… Позволь-ка.
Он забрал у Смолина листки, аккуратнейшим образом упаковав их в файлик и положил Смолину на колени. Глянул в глаза холодно и цепко:
— Ты ведь ранняя пташка, дядя Вася? Я к тебе часиков в девять утра подъеду — время поджимает, сроки горят, пора сдавать документы, пока ситуация благоприятствует…
— Не гони лошадей, — сказал Смолин. — Я, по-моему, ничего еще никому не обещал, если рассудить и прикинуть. И документики эти первый раз в жизни вижу.
— Вот и проштудируешь вечерком. От и до. Не станешь же отрицать, что дело полезное? Ты сам сколько лет твердил, что гильдия нам нужна позарез… Было дело?
— Было, — сказал Смолин бесстрастно.
— Ну вот, здесь тебе и гильдия на блюдечке.
— Ну а если я, предположим, в нее вступать не хочу? — спросил Смолин. — Ввиду изменившихся исторических обстоятельств?
— Это которых?
— Да просто изменившихся. Раньше считал, что гильдия нужна позарез, а потом передумал.
— Не надо, дядя Вася, — проникновенно сказал Зондер, уставясь холодными, прозрачными глазами. — Дело хорошее, нужное дело… все мы должны быть в коллективе, в одной лодке… Что же, из-за тебя теперь все бумаги переделывать? Столько труда угрохано… Сам подумай, как это будет выглядеть: все до единого в коллективе, один дядя Вася себя коллективу противопоставляет. Некрасиво как-то смотрится. Не поймут и не оценят.
— Да перебьюсь, — сказал Смолин с улыбочкой.
— Дядя Вася, не дури, — сказал Зондер, все так же глядя в глаза. — Не порть хорошее дело, душевно тебя прошу. Ты посиди вечерком, подумай, вспомни то и это, общую жизненную ситуацию прикинь, свои выгоды и возможные неприятности… Чреватое это занятие — себя коллективу противопоставлять, ох, чреватое. Многое ведь от твоей крутизны и не зависит… да и крутизна эта, знаешь ли… во многом чисто воображаемая.
Он говорил ровным голосом, без тени угрозы или неприязни, но в его прозрачных светлых глазах читалось такое, что Смолину стало чуточку неуютно, хотя рубашка давно уже высохла и не липла больше к телу.
— Ты, главное, все взвесь, — продолжал Зондер негромко. — И возможные выгоды, и возможные хлопоты. В жизни нашей все взаимосвязано, в один узелок закручено… В общем, я к тебе завтра подкачу утречком нагряну. А это тоже потом посмотри. Ну, ауфидерзеен, майне кляйне!
Он бросил поверх файлика толстый незаклеенный конверт из плотной бумаги, встал и, сделав Смолину ручкой, удалился по аллее — вразвалочку, ни разу не оглянувшись.
Смолин открыл конверт. Цветные фотографии Инги, которая явно и не подозревает о том, что ее снимают. И на каждом снимке где-то на уровне сердца пририсована небольшая мишень — аккуратно выведенные концентрические круги, крест-накрест перечеркнутые. Дом Смолина — опять-таки украшенный мишенью, на сей раз здоровенной, от цоколя до гребня крыши.
Аккуратно собрав фотографии в стопочку, тщательно ее подравняв, Смолин уложил их назад в конверт. Злости не было — некогда злиться, думать надо. Ну что ж, если и в самом деле по совету Зондера вспомнить то и это, недавние события, общую жизненную ситуацию…
Улик ни малейших — ни один суд не признает эти дурацкие мишеньки уликой, доказывающей некие противоправные намерения. Неизвестно кем сделанные снимки, неизвестно кем пририсованные мишени — дурацкая шутка, ага… Интонацию тоже к делу не подошьешь. Об интонации, как в старом анекдоте говорилось, и речи не было…
Хотя ситуация ясна как таблица умножения. И вот теперь-то ясно, кто мог двинуть Шевалье кастетом в затылок. Зондер — мог. Очень уж идеально мозаика складывается. Зондер — мог…
И Смолин с пронзительной ясностью понял, что времени у него нет совсем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВПЕРЕД, КОРСИКА!
Глава первая
ХОДЫ КРИВЫЕ РОЕТ ПОДЗЕМНЫЙ УМНЫЙ КРОТ…
Заметив издали изящную фигурку, Смолин притер машину к кромке, девушка проворно ее обежала со стороны капота и с большой сноровкой запрыгнула внутрь. Смолин сразу же тронул «паджерика» — поскольку неподалеку имелся знак насчет запрещения всех и всяческих остановок, а метрах в тридцати торчала машина гаишников.
45 
