31

Она стояла, опустив голову; монашеский убор полностью скрывал ее голову и плечи. Карим понял, что не увидит ее лица, и вдруг его осенило: наверное, эта женщина и есть мать умершего ребенка. Быть может, у обоих на лице имелась какая-то отметина, особенность, позволявшая установить фамильное сходство. Эта мысль так захватила сыщика, что он не расслышал первые слова женщины.

– Что вы сказали? – в растерянности промямлил он.

– Я спросила, зачем вы пришли.

Голос был глубокий и мягкий, как звук виолончели.

– Сестра, я из полиции. Я хочу говорить с вами о мальчике по имени Жюд.

Темное покрывало не всколыхнулось, не дрогнуло.

– Четырнадцать лет назад вы похитили или уничтожили все фотографии, на которых был снят маленький Жюд Итэро. Это произошло в Сарзаке. А в Каоре вы с той же целью подкупили фотографа. Вы обманывали детей. Вы устраивали пожары, воровали. И все это ради того, чтобы убрать с фотографий одно детское лицо. Зачем вы это делали?

Монахиня по-прежнему стояла недвижно, как статуя. Казалось, под черной вуалью была только пустота.

– Я выполняла приказания, – наконец произнесла она.

– Чьи?

– Матери ребенка.

Карима даже передернуло от досады. Он знал, что эта женщина говорит правду. Не прошло и минуты, как его замечательная гипотеза «монахиня-мать-сын» рассыпалась в прах.

Сестра Андре отворила дверцу в деревянной решетке, отделявшей ее от Карима, и твердой поступью прошла к соломенным стульям центрального нефа. Там она преклонила колени на молельной скамеечке у колонны и опустила голову. Карим сел на стул в соседнем ряду, лицом к ней. Воздух был насыщен запахами горящего воска и ладана.

– Я слушаю вас, – сказал он, вглядываясь в темное покрывало на месте лица.

– Она пришла однажды, воскресным вечером; это было в июне восемьдесят второго года.

– Вы прежде были знакомы?

– Нет. Мы впервые встретились в этой церкви. Я так и не видела ее лица. Она не назвала мне своего имени и ничего о себе не сообщила. Просто сказала, что нуждается в моей помощи. В одном необычном деле... Она хотела, чтобы я уничтожила все школьные фотографии ее ребенка, чтобы исчезли все изображения его лица.

– Зачем ей это понадобилось?

– Она была безумна.

– Ну что вы такое говорите, сестра! Найдите другое объяснение.

– Она утверждала, что ее дитя преследуют демоны.

– Демоны?

– Да, она выразилась именно так. Она говорила, что они хотят украсть его лицо...

– Других причин она не называла?

– Нет. Только твердила, что сын ее проклят. Что его лицо – доказательство, отражение козней сатаны. Еще она сказала, что в течение двух лет ей удавалось избегать несчастья, но теперь оно снова настигло их, и демоны опять бродят вокруг. Повторяю вам: это был бессмысленный бред. Женщина просто сошла с ума.

Карим жадно слушал сестру Андре. Он не понимал, что мать ребенка имела в виду под «доказательством», но одно было совершенно ясно:

Двухлетняя отсрочка, о которой она говорила, – это годы, прожитые в Сарзаке, в условиях строжайшего инкогнито. Откуда же они явились туда – мать и сын?

– Если мальчика в самом деле преследовали какие-то опасные существа, то почему мать поручила эту тайную миссию монахине, которая легко обращает на себя внимание?

Женщина не ответила.

– Прошу вас, скажите правду, сестра! – прошептал Карим.

– Она говорила, что испробовала все для спасения своего ребенка, но демоны оказались сильнее ее. И тогда осталось это последнее средство – уничтожить его лицо, чтобы изгнать демонов.

– Как это?

– По ее словам, только монахиня могла раздобыть снимки, сжечь их и тем самым победить дьявола. Таким образом я избавила бы от опасности лицо ее сына.

– Сестра, я ничего не понимаю.

– Говорю вам, эта женщина была безумна.

– Но почему именно вы? Господи боже, ведь ваш монастырь находится в двухстах километрах от Сарзака!

Женщина долго молчала. Потом ответила:

– Она искала меня. Она выбрала меня.

– С какой стати?

– Я не всегда была кармелиткой. В те времена, когда я еще не ведала о своем призвании, у меня была семья. Я ушла в монастырь, покинув мужа и маленького сына. Эта женщина думала, что именно по этой причине я не останусь глуха к ее мольбам. И она оказалась права.

Карим пристально вглядывался в темноту под покрывалом. Он продолжал настаивать:

  65