Кто-то спросил:
— Значит, Паскаль теперь вне подозрений?
Макатиер раздумывал несколько долгих мгновений:
— Думаю, он сказал нам правду.
Шелест прошел по комнате — это команда выдохнула напряжение. Никто не хотел верить, что Паскаль причастен к похищению — не в последнюю очередь потому, что будь это так, то Клара почти наверняка была бы мертва к настоящему времени.
— Но наблюдение не прекращать, — добавил он. — Похититель все еще может попытаться войти в контакт. И никто не может сказать, какой еще номер может выкинуть Касаветтес. Следует направить дополнительных людей на поиски фургона в агентства по продаже автомобилей, проверить автомобильные аукционы, частные продажи за последние три месяца. Много беготни и куча нудной бумажной работы, но в конечном счете может всплыть что-то полезное.
Вошла Тайрел:
— Белый фургон не числится в списках угнанных машин, сэр.
Макатиер кивнул. Он заранее был в этом уверен: если фургон был угнан, к этому времени автомобиль уже обнаружили бы где-нибудь в укромном месте или нашли его сожженный остов. Похититель не дурак: он не оставит себе машину, которую разыскивает полиция.
Торп, непривычно сдержанный, деликатно откашлялся:
— Не ручаюсь за достоверность, сэр…
В комнате воцарилась тишина, все глаза устремились на Торпа.
— Есть информация, что люди Касаветтеса, как и мы, рыщут в поисках фургона. И держу пари, не для того чтобы получить страховку за повреждение своего авто, — сообщил Крис.
Кто-то присвистнул, по комнате пронесся невнятный ропот. Если Касаветтес ищет фургон, это означает, что похищение устроил не он и, скорее всего, он хочет использовать Клару как разменную монету в своих переговорах.
После минутной паузы Макатиер спросил:
— Что за источник? Надежный?
Очевидное замешательство Торпа, когда его попросили обнародовать имя осведомителя, заставило старшего инспектора добавить:
— Я хочу знать, насколько велика вероятность, что он сможет сообщить, где находится фургон, прежде чем до него доберется Касаветтес?
Торп засомневался:
— Гарантий никаких… Я не смог вытянуть из него даже номера. Если честно, я думаю, он сам не знает. Касаветтес ему ноги переломает, если узнает, что информация дошла до полиции.
— Если ваш осведомитель сообщит номер фургона или место, где он находится, мы могли бы подумать о вознаграждении.
Торп кивнул:
— Я передам. — Но по его тону было ясно, что надежды на это мало.
— Нет нужды объяснять, — подытожил Макатиер, — что, если они найдут фургон первыми, нам грозят крупные неприятности. Наши шансы найти его, мягко скажем, весьма невелики…
— Прямо скажем, весьма худосочны, если вы меня спросите, — пробормотал Флетчер.
— Но все равно мы должны попытаться, — твердо закончил Макатиер. — Не забывайте о похищенной женщине, чья судьба зависит от наших усилий.
Совещание подошло к концу. Полицейские будут стараться, потому что еще есть надежда спасти Клару. Трудность состоит в том, что найти фургон возможно при удачном совпадении нескольких условий: если похититель купил его в течение прошлых нескольких месяцев, а не год назад; если он приобрел автомобиль у местных дилеров, а не частным образом, и в окрестностях Честера, а не пригнал издалека. Копы сделают все возможное, но без номерного знака фургона, хотя бы неполного, эта затея обречена на неудачу.
Бартон прокрался на автостоянку, оглядываясь по сторонам, как нерадивый клерк, ускользнувший с рабочего места, чтобы тайком выкурить сигарету. Голос Касаветтеса казался спокойным, но телефонная линия потрескивала от напряжения, и у Бартона не осталось сомнений, что его собеседник балансирует на грани между ледяным самообладанием и опасной яростью.
— Только не надо сообщать мне, что я и так уже знаю, — произнес Касаветтес почти шепотом.
— Я рассказываю все, что могу, — запротестовал Бартон, презирая высокий, льстивый тон своего голоса.
— Все, что можешь, но не все, что знаешь…
Бартон почувствовал, как по спине скользнула ледяная струя:
— Касаветтес! Ради всего святого! Я и так многим рискую, разговаривая с тобой.
— Думаешь? — сказал Касаветтес. — А ты прикинь, чем рискуешь, не говоря мне то, что я хочу знать. — Наступила такая тишина, что Бартону на мгновение показалось: Касаветтес оборвал связь.