Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
79 
– Черт их знает, кто они там такие, – пожал плечами Родион. – Частенько толкутся во дворе, такое же соплячье в кожанках, но беспокойства для окружающих я от них что-то не припомню. Подъедут на иномарках и ржут часа по три во дворе…
– А из машин ничего не выносили?
– Да не помню я, честное слово! – сказал Родион, молясь неведомым богам, чтобы капитан, принявшийся поерзывать локтем, не скинул газету. – И не вспомнить даже.
– Ну понятно, вид у вас… – сговорчиво кивнул капитан. – Тут и знаешь, так не вспомнишь, с самим бывает, знаю, мы ж тоже люди… Ладно, не буду я вас мучить, пойду… – Он расстегнул потертую коричневую папочку и вытащил бумажный квадратик. – Вот тут мой телефон, на всякий случай. Если они, скажем, будут таскать в квартиру несколько однотипных коробок с какой-нибудь импортной аппаратурой… – положил папку поверх газеты, склонился к Родиону. – Позвонили бы, а? Есть у нас подозрения, что ребятки бомбанули пару частных складов, а доказать не можем… Только не говорите никому, ладно? Человек вы интеллигентный, инженер, жена в серьезной фирме—у вас-то с ними что общего? Если что, ни одна живая душа не узнает, я вам гарантирую.
– Непременно. Если что, – сказал Родион.
Капитан грузно поднялся, забрал свою папочку… и с рассеянным видом потянул газету за уголок, поднимая… Уже открылась взору длинная черная пружина…
Родион оцепенел от липкого ужаса.
– А! – громко сказал капитан, будто проснувшись. – Это ж ваша газета, а я от усталости и не разбираю уже, тяну, как свою… Точно, я свою «Совсекретно» в дежурке забыл, зайти надо…
Небрежно, не глядя, одной рукой бросил газету назад – и она вновь скрыла все.
– Видок у вас… – сочувственно протянул капитан. – Позеленели аж. Может, и стоит пивка глотнуть, а то сердце прихватит, дернуться не успеете, пивка-то немного можно… Ну, извините, что побеспокоил, бумажку с телефоном не потеряйте…
Закрыв за ним дверь, Родион постоял на месте, уткнувшись лбом в косяк. Сердце медленно входило в нормальный ритм. Ругая себя, презирая себя, он подумал: «Это как же вы, сударь, будете держаться, когда (и – если) сработаете клиента, то бишь Иринино сокровище? Станете шарахаться от каждой фуражки, а поджилки будут столь же мерзопакостно трепетать, как флаги на ветру? Нет, надо привыкать, взять себя в руки, а то выходит как-то унизительно и невместно…»
Ему впервые пришло в голову, что хлеб гангстера весьма даже горек. Из Зойкиной комнаты доносились гнусавые выкрики его заокеанских коллег:
– Фак ю, Сэм!
– Поди ты сам, Билли!
– Если вы оба не заткнетесь, придется вернуться в город без вас – то-то аллигаторы в здешнем болоте обрадуются…
Судя по тону, киношные гангстеры оставались восхитительно невозмутимыми. Успокоив себя мыслью, что и Аль Капоне, должно быть, в начале славных дел напускал в штаны при одном виде полицейской фуражки, Родион с некоторым усилием оторвался от косяка, прошел на кухню и решительно извлек едва початую бутылку коньяку, унес ее к себе в комнату, набулькал полстакана.
Ахнул одним глотком, словно горькое лекарство. Принялся собирать пистолет, но руки тряслись, детальки не сразу становились на место, процесс из прежнего священнодействия превратился в торопливое заметание следов. Все же он кое-как справился еще до того, как коньяк ударил в голову, вставил обойму, тщательно укрыл пистолет под газетами на нижней полке тумбочки.
Налил себе еще и выпил уже медленно, посидел, прикрыв глаза. Понемногу проходило недовольство собой, осталась лишь злоба на мента поганого, заставившего пережить приступ дикого страха.
Неожиданно для себя он вскочил и, как был, в носках, вышел на площадку, не колеблясь, позвонил в соседнюю квартиру, не отнимая пальца от кнопки, пока дверь не распахнулась.
Выглянул молодой сосед собственной персоной, голый, только чресла обмотаны пушистым полотенцем. В комнате орала музыка. Родион заметил на тахте кучу смятых простыней и торчавшую из-под них стройную, полную ногу.
– Чего? – настороженно спросил сосед.
– Выйди, – сказал Родион. В голове колыхались жаркие и тяжелые волны хмеля.
– Нет, какие проблемы?
– Выходи, болван, дело есть… – прошипел Родион.
Чуть поколебавшись, тот все же вышел, придерживая дверь одной рукой, второй зажал в комок полотенце на боку, чтобы не сползло. Уставился с таким видом, словно был готов к наихудшему.
Склонившись к его уху, Родион сказал тоном собрата-заговорщика:
79 
