Последние отзывы

  134  

– О, превеликая и могущественная богиня Ма! Прости, что я до сих пор в тебя не верил, но, клянусь остатками своих волос, если вороной победит, принесу тебе богатые жертвы… и стану твоим преданнейшим почитателем, – последнюю фразу Тиранион произнес значительно тише и не очень уверенно.

– Я бы на твоем месте поставил на Диониса, – насмешливо сказал Мирин. – Его благосклонность к тебе не подлежит никаким сомнениям.

– Ты как считаешь? – озадаченно нахмурился грамматик. – О, боги, я умираю от жажды… – он с осуждением взглянул на приятеля, но тот сделал вид, что не услышал. – Эй, ты, сын блудливого фавна! – раздраженно позвал он разносчика вина. – Налей, что там у тебя есть. Как, за эту отвратительную кислятину два обола?! Бери один, и сгинь, пока я окончательно не разозлился, – Тиранион осушил чашу и с омерзением вернул ее испуганному вольноотпущеннику. – Фу, экая дрянь… Мирин, если я сегодня помру от несварения желудка, прошу – похорони меня в Синопе и положи в могилу амфору книдского или родосского.

– Исполню, – с напускной торжественностью поэт приложил правицу к груди. – Конечно, сие действо обойдется мне не дешево… но на какие только жертвы не пойдешь ради друга. Смотри! – вдруг вскричал он, больно толкнув локтем под бок грамматика. – Что творится, что творится…

Парфянский жеребец Гаттиона поравнялся с игреневым мидийцем. Наездник царского скакуна уже торжествовавший в душе, считая себя победителем, и мысленно прикидывавший, какими милостями осыплет его Перисад, невольно скосил глаза – и засуетился. Вместо того, чтобы предоставить мидийцу самому разобраться с соперником из Парфии, он потянул повод вправо, чтобы идти по бровке малого круга. И перестарался – вместо хорошо утоптанного скакового поля копыта игреневого взрыхлили плохо утрамбованную известняковую крошку вперемешку с песком; скорость жеребца упала, и обычно невозмутимый Гаттион не удержавшись, вскричал от радости, забыв на миг, что неподалеку сидит сам царь – конь спирарха вырвался вперед и черной молнией вспарывал густо настоянный на запахах пыли и лошадиного пота воздух.

Юный скиф не торопился. По тому, как судорожно вздымались и опускались бока скакуна, принадлежавшего Хрисалиску, он определил, что этот конь буланому не соперник. Похоже, его выезжали на короткий бег, и теперь ему не хватало выносливости.

Царский конь, на взгляд человека мало сведущего, был прекрасен, но Савмак и здесь увидел изъян: игреневый сильно потел, а это могло означать только одно – перед скачками жеребца напоили для большей резвости водой с настоем целебных трав и медом, и теперь чрезмерная старательность конюхов проступала мыльной пеной на великолепной груди мидийца.

Оставались вороной спирарха и серебристо-серый неизвестного хозяина. Оба благородных кровей, хорошо выезженные и подготовленные к скачкам, они, казалось, не знали устали. Под стать им были и наездники: один миксэллин, с младых ногтей занимающийся выездкой, а второй, на сером красавце, судя по раскосым глазам и смуглому лицу – меот, сын бескрайних степей, табунщик, конь которого мог, как собака, свободно заходить в шатер и пользовался бульшими правами, нежели жена и любимая наложница.

Но Савмак, несмотря на юные годы, был на удивление терпелив и проницателен. Он умел ждать…

– Мне кажется, я не доживу до конца скачек, – простонал грамматик, смахивая с лица обильный пот. – Этот гиппотоксот на твоем буланом меня доконает.

В этот самый момент Савмак неожиданно для всех резко взял вправо, направив коня на большой круг. Впрочем, его решение было загадкой только для непосвященных в тонкости подобных соревнований – до конца забега оставалось всего пять стадиев и буланому нужен был простор.

– Зачем?! – стукнул себя кулаком по колену Мирин. – Эх…

Он хотел еще что-то добавить, видимо, не очень лестное для наездника буланого, да так и остался с открытым ртом – конь Аполлония, завидев свободное пространство, казалось, обрел крылья.

Гипподром вдруг затих. Никто не мог поверить своим глазам – неизвестный наездник-гиппотоксот на буланом полукровке словно вихрь промчался по прямому отрезку скакового поля и на повороте легко обошел признанных фаворитов…

Савмак летел, как в тумане. Убегающая из-под ног скакуна дорожка гипподрома слилась с небом, будто оно опустилось и легло под копыта буланого. Соперники были позади, но о них юный царевич уже не думал. Впереди сверкал солнечным диском огромный гонг и зеленели листья венков.

  134