очень нудно 
32 
Когда гости, насытившись, поднялись из-за стола, к Петру подошла жена Курочкина и поднесла ему серебряную ендову, доверху наполненную золотыми монетами. Совсем разомлевший царь поцеловал сильно смутившуюся женщину в губы, поблагодарил за подарок и спросил, склонившись к уху купца:
– А что, Панкрат, соляные озера возьмешь на откуп?
– Государь!.. – воскликнул Курочкин и едва не бухнулся царю в ноги, но Петр его вовремя подхватил со словами: «Эка, нашел время валяться!». – Велика твоя милость!
– Владей, – сказал Петр. – Зайдешь ко мне 16 числа, получишь нужные бумаги. А твои сказки насчет города, что купечество может быстро его отстроить, я запомнил накрепко. Не подведи, Панкрат. Приеду года через два – проверю.
– Все будет сделано, государь! Одно твое слово, и мы создадим кумпанство на паях, материал подвезем…
– Ну тогда с Богом…
Спустя две с половиной недели Панкратий Курочкин принимал походного атамана малороссийских казаков миргородского полковника Данилу Апостола. Купец «обмывал» полученные в царской канцелярии бумаги на владение соляными промыслами. Они сидели за накрытым столом все в том же стеклянном павильоне, где купец привечал государя. Курочкин был на седьмом небе от счастья.
– …Представляешь, Данила Павлович, – почти вся астраханская соль моя! – радовался Курочкин. – Это же такое богатство!
– Что да, то да, – соглашался Апостол не без зависти. – Нашим чумакам[47] в Крым приходится за солью ездить. Далек путь и опасен. Татары могут напасть, гайдамаки… Многие не вертаются. А у вас тут соль под ногами валяется. Нагнись и черпай.
– Это все твои советы, Данила Павлович. Ты как в воду глядел. Царь сам предложил мне откуп. Сам! Я даже не заикался о челобитной. Может, ты наколдовал? – высказал предположение купец и тут же рассмеялся нелепости своей выдумки.
– Не без того, – очень серьезно ответил Данила Апостол, и его единственный глаз зажегся опасным огнем.
Курочкин закрыл рот с такой поспешностью, что даже щелкнул зубами. Он мгновенно стал серьезным. Нагнувшись, купец поднял с пола увесистый кожаный мешок и положил его на скамью рядом с полковником.
– Это все тебе, Данила Павлович, – сказал он немного взволнованно. – Золотые. Без твоего участия мне бы удачи не видать. Да что там эти деньги! Я должен тебе гораздо больше. Но – что могу…
– Что ж, добрый совет дорогого стоит… – ответил Данила; но на мешок с деньгами даже не посмотрел. – Я оценил твою благодарность. Но мне не деньги нужны, Панкрат. Я приехал в Астрахань, чтобы приобрести табун лошадей. Мои казаки совсем с ног сбились; они сейчас идут сюда по берегу моря, ноги бьют. Почти половина коней пала. А казак без коня – не казак. Тем более в этих степях. Пешим ходом мы тут много не навоюем. Все бесславно ляжем. И харчей бы чуток…
– Так это для меня не проблема! – воскликнул купец. – Помогу, не сумлевайся. Чистокровных дончаков много не обещаю, только для старшин, а табун калмыцких лошадок найду. Они будут получше любых рысаков. Неприхотливы, выносливы и недорого стоят. А еще фуражу достану. Но вот насчет провианта… Государевы слуги все закрома выгребли. Сам понимаешь – война, поход… Но постараюсь что-нибудь придумать.
– Значит, сговорились, Панкрат?
– Сговорились. Даю тебе мое купеческое слово. А не пора ли нам пустыньку в горле оросить? Ой, пора… Твое здоровьице, Данила Павлович!
Довольный разговором с Курочкиным и немного хмельной после щедрого угощения, миргородский полковник ехал по Астрахани в сопровождении верного джуры. Но мрачные мысли все равно не покидали Данилу Апостола. Они нет-нет да и появлялись в голове – как мелкие тучки в ясный день, которые ненадолго закрывали солнце.
Поход на персов не задался с самого начала. Из-за негодной постройки почти сразу утонули тридцать два судна с провиантом, запасом сена и порохом. От бескормицы лошади околевали сотнями. В одну лишь ночь казаки лишились 1700 коней. Неведомые болезни, против которых были бессильны и врачи-грамотеи, и знахари, косили казаков беспощадно и каждодневно.
Обычно запорожцам в походе строго-настрого запрещалось употреблять спиртные напитки, но Апостол махнул рукой на дедовские правила и приказал выдавать казакам по чарке горилки утром и вечером. После этого болезни пошли на убыль, но тут подоспела другая беда – в кровь сбитые ноги. Оставшись безлошадными, казаки быстро износили обувь и теперь шли по бездорожью босиком.
32 
