очень нудно 
44 
И «милость» была явлена. После схватки в плен взяли кошевого атамана, войскового судью, 26 куренных атаманов, 2 монахов и 250 казаков. Из того числа 156 казаков и атаманов казнили, причем часть из них была повешена на плотах, а сами плоты спустили вниз по Днепру на страх другим.
– Так ведь меня тогда тоже в плен взяли, вместе с полковником, – смутился драгун.
– И тебя не повесили? – Фанен-юнкер явно издевался.
– Повезло… – буркнул драгун.
– Везучий ты, Сазонов… – Фанен-юнкер подъехал к Солонине. – Ну что, голубок, попался? Разоружить! – приказал он драгунам. – Разберемся…
– Дурак ты, Сазонов, – хищно ухмыляясь, сказал Иван. – А мог бы дожить до старости…
Карабела ударила словно молния. Солонина срубил драгуна как лозу на тренировочных занятиях. И тут же нанес смертельный удар фанен-юнкеру. В следующее мгновение его душа уже трепетала невидимыми крылышками в прозрачном эфире.
Захваченные врасплох драгуны схватились за оружие, но уже было поздно: одного из них поразил Ширяй коварным ударом сбоку, а двух остальных застрелили из пистолетов Гамалея и Петро Вечеря, которые давно держали их на прицеле.
– Вот и кончилось твое везение, Сазонов, – сказал Солонина с ненавистью и плюнул на труп драгуна. – Я тоже его вспомнил. Первым вешателем был. Мстил за свой испуг и позор. Наши пластуны взяли его тепленьким, он уснул в карауле. Я был ранен, лежал среди трупов и видел, как казнили казаков. Меня сочли мертвым. Ночью я выбрался из Сечи, нашел в камышах челн, так и ушел.
– Все, все, хватит воспоминаний! – Гамалея указал куда-то вдаль. – По-моему, к нам приближается обоз. Драгун в кибитку, сами на коней! И вон в тот лесок. Поспешай!
Спустя несколько минут шлях опустел. Из-за дальних лесов показался щербатый кусочек солнца, и равнина окрасилась в розовый цвет. Туман, который начал подниматься с окрестных озер, размыл очертания предметов, и картина пробуждающейся от сна природы стала напоминать марево, мираж. Казалось, что вот-вот леса и луга поднимутся и улетят, исчезнут вместе с рассветной дымкой, которая неспешно струилась между высоких сосен и таяла под напором солнечных лучей.
Глава 8
Алжирские пираты
В один из солнечных летних дней 1722 года тяжело груженый флейт[55] «Сан-Криштован» под португальским флагом рассекал волны Средиземного моря. Встречный бриз заставлял идти галсами, и обычно быстроходное судно едва ползло по аквамариновой водной поверхности, шероховатой от мелких волн. Капитан флейта, старый морской волк Альваро да Силва, стоя на квартердеке[56] внимательно наблюдал через подзорную трубу за берегом, который был слева по борту.
Он опасался мавританских пиратов. Их быстроходные дау[57] могли в любой момент выскочить, как стая гончих псов, из неприметной бухточки, которыми изобиловали берега. А быть проданным на алжирском невольничьем рынке в качестве раба какому-нибудь бею или аге за сотню-другую пиастров у капитана не было ни малейшего желания, поэтому в самых опасных местах он составлял компанию впередсмотрящему матросу, не надеясь на его бдительность и зоркость.
Конечно, нынче мавританские пираты не те, что были раньше, когда юный Альваро служил юнгой. Чего стоил один лишь предводитель алжирских пиратов Меццоморте. Он убил правителя Алжира бея Бабу-Гассана, который хотел выдать пирата французам, и занял его место. А затем нанес большой урон эскадре французского адмирала Дюкена, после чего в 1684 году Франции пришлось заключить мирный договор с алжирским пиратским государством.
В начале XVIII века военные корабли французов и португальцев разорили главные разбойничьи гнезда на побережье Средиземного моря. Но все равно истребить всех пиратов они не смогли. Капитану да Силве уже приходилось спасаться бегством от пиратских посудин, но тогда флейт не был загружен так сильно и смог уйти в открытое море, куда пираты на своих судах, в основном предназначенных для каботажного плавания, не рисковали выходить.
Наблюдая за берегом, капитан время от времени отрывался от окуляра подзорной трубы и с интересом посматривал в сторону двух молодых людей в европейском платье, которые о чем-то оживленно спорили на незнакомом ему языке. Они стояли на палубе юта[58] и яростно жестикулировали.
Они зафрахтовали «Сан-Криштован» в Константинополе и заплатили золотом, не торгуясь, – сколько наугад брякнул да Силва. Капитан потом пожалел, что не запросил вдвое больше. Он совершенно не сомневался, что молодые люди приняли бы и эту цену без особых возражений.
55
Флейт – парусное трехмачтовое судно; имело борта, которые выше ватерлинии были завалены внутрь. На флейте впервые был применен штурвал. Длина ок. 40 м, ширина ок. 6,5 м, осадка 3—3,5 м, грузоподъемность 350—400 тонн. Для самообороны на них устанавливали 10—20 пушек. Экипаж состоял из 60—65 человек. Эти суда отличались хорошими мореходными качествами, высокой скоростью и большой вместимостью. На протяжении XVI—XVIII вв. флейты занимали господствующее положение на всех морях.
56
Квартердек – приподнятая часть верхней палубы в кормовой части судна.
57
Дау – быстроходные парусники водоизмещением до 300 тонн. Это были килевые суда с наборным корпусом из тикового дерева. Доски обшивки, особенно корма, обильно украшались резьбой или ярко раскрашивались, причем каждый вид дау украшался по-своему в каждом регионе. Корма арабского судна была самой настоящей визитной карточкой, указывающей из каких краев его нахуда – капитан.
58
Палуба юта – кормовая часть верхней палубы. На парусных судах ют, как часть палубы, выделяли от кормы до бизань-мачты (кормовой мачты). Ют в этой части палубы служил для укрытия штурвала от непогоды, а также для размещения кают капитана и его помощников.
44 
