очень нудно 
41 
В отличие от своего господина, гайдуки, разомлевшие от полуденного солнца, сонно клевали носами, и только привычка к верховой езде, выработанная с детства, помогала им удержаться в седлах и не свалиться под копыта коней. Они были хорошо вооружены: за плечами у них висели ружья, из-за пояса торчали рукоятки пистолей, а на левом боку у одного и у другого в добротных ножнах покоились польские карабелы.
Нападение произошло так стремительно, что помещик не успел и охнуть, как к его горлу приставили нож и грубый голос сказал:
– Молчи! Иначе смерть.
Он не мог знать, что случилось с охраной. Гайдуки даже не успели понять, что за напасть с ними приключилась, как их души, освободившись от бренной оболочки, уже летели к божьему престолу.
Люди, которые выскочили из зарослей, действовали по-волчьи молниеносно и тихо. Запрыгнув с разбега на круп лошади позади гайдука, каждый из нападавших сделал короткое движение правой рукой, и тут же мгновенно наклонил свою жертву вперед – чтобы кровь из перерезанного горла стекала на землю, а не на одежду.
Среагировать на нападение успел лишь кучер, совсем юный малый, проворный как белка. Он соскочил с облучка и, низко пригибаясь, чтобы не быть заметным, шмыгнул в кусты; но далеко убежать ему не удалось. Когда он поднял голову, чтобы осмотреться, то увидел, что перед ним, словно из-под земли, вырос суровый старик с клоком седых волос на бритой голове и огромными глазищами, в которых горел дьявольский гипнотизирующий огонь.
У кучера почему-то отнялись ноги; он застыл перед страшным стариком, как истукан. Тот неторопливо приблизился к юноше, взял его левой рукой за чуб, а правой нанес кучеру один-единственный удар в висок. Последнее, что увидел кучер в своей жизни, было нестерпимо яркое сияние, которое затмило даже солнце. А затем начался его долгий полет в бесконечную черную пустоту…
Казаки бежали, не дожидаясь белых ночей. Темнота была их лучшим другом и помощником. Беглецов было всего шестеро: старый Мусий Гамалея, Василий, Данила Ширяй, Петро Вечеря, Иван Солонина и Яков Шаула. Остальные казаки, которым они доверяли и которых подговаривали в побег, удариться в столь опасное предприятие не рискнули.
«Уйдем на Сечь, братья, нас оттуда никакой царь не достанет, – уговаривал Гамалея. – Ну а кто не хочет к запорожцам, по хуторам спрячетесь».
«Так-то оно так, – отвечали казаки черниговской сотни Полуботка. – А что будет с нашими семьями? Доберутся ведь и до них. Вон, Меншиков сжег Батурин, не пожалел ни женщин, ни детей…»
«То было при Мазепе, – сердито отвечал Гамалея. – Народ замутил, старшину и казаков подставил, а сам вместе с Карлой швенским сбежал. И потом, мы же не супротив царя воевать собираемся. Мало ли нашего брата бегает… Всех ловить никакого войска не хватит».
«Не, Мусий, и не уговаривай. Оно хоть мы и на чужбине, но все ж земля русская. А Сечь нонче под ордынцами, под басурманами. Грешно веру менять».
«Вы знаете, как там на Сечи?! А я бывал. Никто на нашу веру не покушается. Живут люди свободно, как раньше жили, церковь построили, попы службу ведут. Хуторами обросли, хозяйством обзавелись…»
«Может, ты и правду говоришь, но все равно никуда мы не пойдем».
Гамалея потом жаловался Василию: «До чего же упертый народ! С голоду мрут, а с места их не сдвинешь. Долбят, как дятлы, одно и то же».
«Боятся, – отвечал Василий. – Много бед видели, считают, что еще одну им не пережить. Сам знаешь, что бывает за побег».
«Ничего они не боятся! Просто отупели от безысходности. Тянут свое ярмо, как волы. Чтобы зажечь их, нужна не лучина, а большой костер».
И так уж вышло, что в побег ушли почти все холостяки; за исключением Ивана Солонины. Но у него была такая вредная жена, что он не без злорадства сказал: «А пусть ее хоть на вербе повесят вниз головой. Чертова баба! Ей бы в аду грешникам кулеш варить, а она мне досталась. Давно хотел уйти на Сечь, так разве от нее отвяжешься?»
Мусий Гамалея никогда не имел супруги, Василий и Яков не сподобились завести жен по причине своей молодости, Данила Ширяй и хотел бы жениться, да не мог из-за увечья, а семья Петра Вечери попала в полон к крымчакам и следы ее давно сгинули.
Харчей хватило только на две недели, хотя экономили, как могли. Попутно подкормиться казаки не имели возможности – в лесу еще не было ни ягод, ни грибов, а заходить в деревни они опасались. И тогда было решено устроить засаду…
– А глянь, Иван, что там у барина в сундучке, – приказал Мусий.
41 
