Последние отзывы

  77  

Чтобы соорудить курень, копали длинную прямоугольную яму глубиной до полутора метров, вкапывали по углам и по периметру столбы и плели стены из ивняка. Потом для утепления курень обкладывали камышовыми связками.

Крышу обычно делали из камыша, а потом укрывали тонким слоем дерна или конскими шкурами – чтобы во время возможной осады Сечи татарами их зажигательные стрелы не нанесли куреням вреда. Поэтому крыши всегда зеленели свежей травой, и вросшие в землю приземистые курени казались старыми курганами. Благодаря такой конструкции, зимой внутри куреней было тепло, а летом – прохладно.

Что касается здания паланки, то оно было сложено из окоренных бревен, весьма дефицитного и ценного материала в этих краях. Внутри паланку оборудовали на татарский манер – все стены и полы покрывали ковры. На стенах было развешано оружие и разное воинское снаряжение – сабли, копья, ручницы и старые гаковницы^[100], хранившиеся как память о Старой Сечи, мушкеты, пистоли, келепы, ладунки^[101], пороховницы… В святом – красном – углу солидно отсвечивал позолотой иконостас, и темные лики святых теснились позади кошевого (который обычно сидел под образами), как ипостаси славных лыцарей-запорожцев былых времен.

А еще в Коше было много ям-погребов, где хранилось зерно. Стены и дно зерновых погребов обмазывали глиной, просушивали, а затем выжигали. Хранившегося в ямах зерна обычно не хватало до нового урожая, а если была засуха, то и вовсе погреба пустовали.

И тогда на выручку приходила мука с корней рогоза. Чего-чего, а этого добра в плавнях хватало.

Казаки заготавливали не только корневища, но также листья и пыльцу. Корневища резали на куски и высушивали в тени, предварительно провялив на солнце. Листья рогоза казацкие знахари использовали как противоцинготное средство, а пыльца обладала сильным кровоостанавливающим эффектом. Ели и молодые побеги, которые варили и солили. Кроме использования в казацкой медицине, из листьев плели корзины, циновки и коврики.

В первый же день пребывания в Сечи Василию пришлось столкнуться с запорожским судом. Во время буйного пиршества, устроенного Мусием по случаю вступления беглецов в Пластуновский курень, непривычный к большим дозам спиртного Василий вышел проветриться. И сразу же наткнулся на столб, к которому был прикован цепью за ногу и привязан запорожец, преступивший казацкий закон.

Судя по его изможденному виду, возле столба он стоял никак не меньше двух суток. Когда Василий подошел к нему, казак дремал, опустив голову на грудь; упасть или сесть ему не позволяли веревки. Рядом лежала связка палок – кийков. Из рассказов Гамалеи о нравах и обычаях Сечи, Василий знал назначение этих палок. Во время стояния преступника у позорного столба к нему подходили товарищи. Одни, более жалостливые, лишь молча смотрели на осужденного, даже утешали, а другие, напившись пьяными, ругали его и били киями.

Но были и любители поиздеваться. Захватив с собой горилку и калачи, они поили и кормили нарушителя неписанного казачьего законодательства, а если тот отказывался от угощения, то кричали: «Пей, ворюга, курвий син! Если не будешь пить, то будем тебе бить!» Когда преступник поддавался на уговоры и выпивал чарку-другую, то эти «шутники» говорили: «Ну а теперь мы тебя немного побьем!» И напрасно тогда преступник молил о пощаде; на все его просьбы о помиловании казаки упорно отвечали: «Потому ми тебе, собака, и горилкою поили, чтобы хорошо побить!»

В таком положении преступник мог оставаться до пяти суток – по усмотрению судей. Но чаще всего спустя день-два преступника забивали до смерти, после чего его имущество отбиралось в пользу войска. Однако были случаи, когда некоторые из преступников не только оставались после такого наказания в живых, но даже получали от сердобольных товарищей деньги на откуп.

Василий хотел уже потихоньку отойти от столба, но тут казак поднял веки, посмотрел на Железняка мутными, слезящимися глазами, и тихо сказал охрипшим голосом:

– Что стоишь? Бери кий и бей. Да посильнее. Мне уже давно пора умереть… а смерть все никак не идет.

Его оголенная спина, над которой роились мухи, была сплошь исчерчена синими и красными полосами. Похоже, истязатели казака не сдерживали силу удара.

– Мне ничего не известно о твоих провинностях, – ответил сильно смущенный Василий. – Так что бить я тебя не буду.

– Ты чересчур добрый… молод еще. Ну, коли так, принеси воды. Во рту пересохло…

  77