Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
82 
Как ни крути, а придется делать незапланированный привал. Обогнав всех и оказавшись рядом с майором, Мазур выдохнул:
– Тормози! На пару минут!
– Вперед! – отмахнулся тот, выпучив дикие глаза.
– Тормози, говорю! Девка сдает! Загоним же!
Бесшумно и яростно прошевелив губами – вслух материться уже не было сил – майор с маху остановился, кругообразно взмахнул правой рукой над головой. Аккуратная цепочка сбилась в кучу. Люди, ловя каждую секунду отдыха, плюхнулись, кто где стоял, но отрешаться от всего сущего не спешили: заглатывая воздух полной грудью, держали автоматы наизготовку, целя в окружающее зеленое безмолвие. Справа вздымалась над тайгой лысая вершина сопки. Майор показал Мазуру зеленую точку на экранчике процессора, потом ткнул пальцев в сопку. Мазур понятливо кивнул – с маршрута не сбились, и то хлеб…
Оглянулся, взял за локоть лейтенант-коммандера:
– Женщин раздевать случалось? Отлично, снимите в темпе с прокурора бушлат и броник, а то не добежит…
У него самого в легких ощутимо покалывали горячие иголочки – не пацан, годы свое берут… Американец сноровисто расстегивал на соотечественнице пуговицы и пряжки, бесцеремонно опрокинув в мох. Она лежала, как кукла безвольная, шумно дыша с закрытыми глазами. «Ну, киса, не посрами Мичиган, если ты и в самом деле оттуда…» – про себя сказал ей Мазур.
Оглянулся на пленных. Полковник, как и следовало ожидать, казался выжатым лимоном – мужик был не хилый, но не могла не взять свое вольготная жизнь на «Заимке» с хорошей жратвой и настоящим заграничным спиртным, пусть даже и перемежавшаяся таежными охотами.
И все же помирать пока что не собирался, по потной физиономии видно, хочет еще пожить, пусть в роли перевербованного…
Другое дело – Кузьмич. Он, как и Полковник, пер, конечно, налегке, не обремененный ни оружием, ни снаряжением, в рубахе и знакомом Мазуру по прежней встрече длиннополом сюртуке. Но физиономия исполнилась очень уж нездорового, синюшно-бледного колера, а в пот бросало так, что даже борода промокла и повисла пегими сосульками. Даже на разделявшем их расстоянии Мазур слышал, что поганый старец хрипит, словно запаленная лошадь, становясь все бледнее. А ведь, пожалуй, не дойдет, еще километров семь, не меньше…
Сняв с пояса флягу, Мазур тяжело поднялся, остановился над Джен и, аккуратно наклонив горлышко, пролил ей на лицо тоненький ручеек. Она моментально открыла глаза, села:
– Какого черта, всю косметику… – и старательно принялась промакивать щеки платком.
– Это тест, – с ухмылкой сказал Мазур. – Если в такой ситуации женщина начинает беспокоиться о косметике, значит, умирать не собирается, и можно бежать дальше…
– Ох… – простонала она, падая навзничь.
– Вставай, – безжалостно сказал Мазур. – Пора… Майор!
Цепочка выстроилась в прежнем порядке, но Кузьмич, едва его подняли за скованные сзади руки, осел со стоном, вытянул ноги, прислонившись спиной к стволу и немилосердно пачкая сюртук смолой. Махнув майору, чтобы трогался, Мазур подошел, жестом отослал Петрова, старательно державшего пленника под прицелом, секунду всматривался и властно сказал, уже зная все наперед:
– Встать. Вперед. Прикончу.
Мимо них пробежал рысцой замыкающий. Кузьмич не шелохнулся, молча смотрел на Мазура снизу вверх, и в глазах не было ни страха, ни мольбы – совершеннейшая пустота, ясное осознание финала, не обремененное протестом…
Они еще миг мерились взглядами. Потом Кузьмич, вяло шевеля бледными губами, прошептал:
– Руки хоть развяжи, дай перекреститься…
Вряд ли прижившийся при Прохоре бывший уголовничек играл – помня прошлое, Мазур не сомневался, что это все всерьез, и староверские замашки, и набожность. Возможно, он был верующим с самого детства – ничего удивительного для затерянных в этих местах староверских селений. Вот только времени не было…
Мазур, заведя руку за спину, большим пальцем сдвинул узкий металлический язычок предохранителя. Подобной минуты он ждал много дней, еще с той поры, как оказался на нарах в бараке, – но теперь, когда наступил миг расплаты, ровным счетом ничего не чувствовал. Даже горячей жажды убить. Некогда было чувствовать. Вереница людей в камуфляже уже скрылась из глаз, их еще следовало догонять.
Он лишь сказал негромко, отведя глаза:
– Суди, Господи, не по делам нашим, а по милосердию твоему…
И, одним движением переместив автомат из-за спины, нажал на спуск. Серия приглушенных щелчков. Убедившись, что правки не требуется, Мазур опять забросил автомат за спину и с места взял приличный темп, не оглядываясь.
82 
