очень нудно 
63 
Под такие мысли Пётр доехал до центрального входа. Возле распахнутых настежь чугунных ворот перетаптывались, выдыхая пар, двое крепких парнишек в коротких кожанках. Они давно уже махали руками, издали завидев машину, типа поторапливали. «Не по морозу у гоблинов куртяхи. Выгнали шестёрок из тёплых тачек. И не вякнешь, на КЗОТ не сошлёшься», – позлорадствовал Пётр.
Хотя в его ли подвешенном положении злорадствовать на чей-то там счёт!
Он притормозил в воротах, хотел опустить окно, спросить – чего, мол, куда везти вашего пахана, кто будет принимать ценный груз. Но пехотинцы криминального фронта распрыгались, раскричались, будто их ожгли казацкой плетью.
– Ко входу! Живее, твою мать, чего встал! Гони! К дому давай! К крыльцу!
«Могу к дому, могу в морг. Могу по счётчику, могу как договоримся». Оставив присказку в уме, Пётр направил «Волгу» в больничные владения. Один из членов комитета по встрече остался запирать ворота, другой побежал следом за машиной.
Пётр по кругу объехал огромную клумбу, на которую сваливали с дороги снег, превращая её в небольшой монгольский курган, подъехал к широкому крыльцу, припарковался, как к пристани, к массивной нижней ступени, пристроившись в хвост двум автомобилям («волъвешник» и «БМВ», с тоской отметил Пётр, как же тут обойдёшься без тоски, когда хорошие машины невольно пробуждают зависть и классовую ненависть).
Дверцы машин стали распахиваться тогда, когда Пётр огибал клумбу. Из дорогих тачек выбирались люди разного возраста, роста, ширины и одетые вроде не в униформу, но в чём-то неуловимо одинаковые. Явно присутствовала некая общестъ и одновременно инакость в жестах, в движениях, в лицах, во взглядах. Пётр затруднился бы сказать, в чём именно она заключена, но, несомненно, она имела место.
Ещё же, подъезжая к крыльцу, Пётр заметил, как отворилась неприметная дверь в стене больничного корпуса и оттуда выскочили с носилками на мороз двое бугаёв в белых халатах, накинутых на фуфайки. За ними вышел, прикрыл дверь и засеменил следом, помахивая чемоданчиком, невысокий, круглый человек отчётливо еврейской наружности. Сразу видно – доктор.
Остановив машину у крыльца, Пётр выбрался наружу, открыл заднюю дверцу и отступил в сторону. Всё, финита, его миссия окончена.
Такси от него тут же закрыли широкие спины, кто-то забрался в салон, кто-то сразу же принялся куда-то названивать по мобильному, на Петра обращали внимания не больше чем на его потрёпанную «Волгу», всё внимание – исключительно своему пахану, люди переговаривались, и не раз прозвучало имя Пугач. «Какое к ядрене фене имя, – поправил себя Пётр, – кличка, кликуха, прозвище».
Пожалуй, можно было не ошибиться и с предположением, кому принадлежала эта кликуха.
– Что же вы сюда заехали, идиоты узколобые!
К двери надо было! Ну отойди же ты! – непреклонно и с некоторой брезгливостью, как менты расталкивают зевак на месте происшествия, доктор отпихивал со своего пути к машине помехи в кожаных куртках и драповых пальто. – Ух, бестолочи! Ну в первый раз, что ли?! Теперь переть лишние тридцать метров, а переть – значит растрясти. Или предлагаете по ступеням в гору тащить, а потом ещё через весь холл?
– Да это пацаны путём не втолковали водило, куда-чего, малость офигели парни от сегодняшних пенок, – стал оправдываться некий субъект в длинном кожаном пальто, с лысой, как глобус, и ничем не покрытой головой, а прибежавший от ворот один из тех пацанов, о ком говорилось, слушал молча и пытался отдышаться. – Может, сказать, чтоб типа сдал назад?
– Да чего уж теперь, уже без разницы, мы всё равно выскочили, теперь быстрее выйдет на руках донести, – громкий докторский голос доносился уже из машины. – Нет, право, ваш… коллектив, весь причём, поголовно, надо лечить электричеством. От разжижения мозгов и умственной анемии, пора, давно пора. Если б были чуть поумнее, не попадали бы ко мне на стол через день. А то один, то другой…
Докторское брюзжание становилось всё тише. Видимо, он с головой ушёл в обследование раненого и стало ему не до бурчания. «Похоже, док не одного авторитета вытащил, откачал или склеил по кускам, – отстраненно подумалось Петру, оставленному в одиночестве, – и заслужил право поливать всех направо и налево, невзирая на звания и боевые заслуги на криминальном фронте… А вообще, следует признать, занятная больничка. Никаких тебе следов недофинансирования вроде там облупленного фасада, сломанных скамеек или негорящих лампочек. Наоборот, ухоженное заведение. Дорожки расчищены, больше половины окон – стеклопакеты, вона, собственная котельная дымит на славу, топлива не жалея. По всему выходит, не полечиться здесь простому таксёру, чем он не заболей. И простому чиновнику тоже не полечиться, и простому бизнесмену. Может быть, и просто за деньги здесь не подлечиться, сколько ни предлагай…»
63 
