94 
– Извольте пожаловать, ваша светлость…
Швейцар проводил Ольгу в комнату, похожую на контору: там стояли лишь стол с несколькими креслами, и довольно простой шкаф, судя по строгим очертаниям скрывавший в себе несгораемый денежный ящик. На столе Ольга увидела наполненную доверху чернильницу, пучок перьев в серебряной вазочке и стопу испещренных цифрами бумаг.
– Извольте подождать, – швейцар указал ей на кресла. – Сей минут доложу…
Ольга уселась, держа руку в непосредственной близости от пистолета (кинжал, как оказалось, вывалился из ножен, видимо, когда она лихо перемахнула через забор). Как она ни прислушивалась, входная дверь так и не распахнулась, стояла тишина – погоня, судя по всему, безнадежно сбилась со следа…
Ольга сняла шляпу, рукавом вытерла со лба пот. Спохватившись, торопливо собрала волосы в жгут и вновь нахлобучила шляпу на голову. Дверь бесшумно распахнулась, и появилась мадам Изабо, одетая по-домашнему, в пеньюаре из пышных кружев. Волосы у нее были уложены в нехитрую домашнюю прическу, она откровенно зевнула, прикрыв рот узкой ладонью. И воскликнула удивленно:
– Корнет?! Какими судьбами? Неужели мой скромный дом вас настолько очаровал, что вы пришли в такую рань? Я, право же, польщена… – ее полные губы раздвинулись в ленивой порочной усмешке.
Ольга молча перевела взгляд на швейцара, торчавшего за спиной хозяйки. О чем-то догадавшись, француженка махнула рукой:
– Ступай, голубчик, ты свое дело сделал… Итак, корнет? Что означает это статское платье и взбудораженный вид? Неужели вы вышли в отставку?
Ольга встала, подойдя к ней, сказала тихо:
– Мадам Изабо, у меня небольшие неприятности… Мне нужно укрыться где-то на денек-другой. Разумеется, ваши труды и молчание будут соответствующим образом… – Она сунула француженке в руку несколько золотых – не менее десяти и поторопилась добавить: – Это – в знак того, что на бедность я не жалуюсь. Вам будет уплачено и более…
Изабо переложила золотые из одной руки в другую – по монетке, пересчитывая. Оказалось даже не десять, а четырнадцать.
– Вы удивительно точно выбрали тональность разговора, корнет, – сказала француженка, все так же улыбаясь. – Очень правильное направление разговора… Ну что ж. Я – христианка, хотя и нерадивая, а Христос велел оказывать помощь страждущим… Вот только позвольте узнать сначала, в чем ваши прегрешения? Вы ведь наверняка что-то такое совершили, иначе не искали бы укрытия? Что? Дуэль? Что-нибудь похуже? Мало ли какие проказы устраивают нынешние молодые люди…
Ольга медлила.
– Давайте внесем ясность, мой милый корнет, – сказала француженка мурлыкающим голосом. – Я же сказала, что я – достаточно нерадивая христианка. А потому вовсе не придерживаюсь той пошлой точки зрения, что порок и преступление непременно должны быть наказаны. Если хотите, мои взгляды достаточно широки. Я в простоте своей считаю, что всякое деяние имеет свою цену, и при условии внесения достойной платы порок – не такой уж порок, а преступление – и не преступление…
Ольга поняла.
– Прикидываете, сколько с меня взять? – уточнила она.
– Ну разумеется, – без малейшего смущения кивнула Изабо. – Коль уж существует риск оказаться привлеченной за укрывательство, имеет смысл поинтересоваться, насколько далеко зашел твой случайный постоялец…
– Вам ничего, собственно, не грозит, – сказала Ольга, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно спокойно. – Ничего особенного не произошло. Это, если можно так выразиться, сугубо частное, домашнее дело, не касающееся нарушения законов. Меня, признаюсь по чести… – она досадливо потупилась. – Меня нынче утром застигли. В спальне. Пришлось бежать, по дороге отвесив несколько оплеух обитателям дома… но оружия я в ход не пускал, я был в статском, как видите. Другое дело, что супруг этой дамы… Простите, я не стану называть его имя. Скажу только, что это по-настоящему большой человек… и русский барин-самодур в плохом смысле слова, старинном… Ни в полицию, ни в суд ему не с чем идти… но он вполне способен частным образом осложнить мою жизнь до предела… Его молодчики гнались за мной по всему Петербургу… Совершеннейшая скотина без малейшего понятия о чести! С него станется припрятать какой-нибудь брильянтовый браслет или другое ценное украшение, а потом преспокойно заявить, что к нему в дом забрался вор, каковой был им опознан, но ухитрился убежать с краденым… Дюжина его клевретов станет ему поддакивать, а моя… симпатия из страха перед публичным позором промолчит… В общем, вы сами понимаете, что мне необходимо отсидеться здесь денек-другой…
94 
