очень нудно 
126 
– Можно вам задать серьезный вопрос?
– Ну разумеется, – сказал Данил.
– Сколько вы стоите? Вы и… этот? – она большим пальцем показала себе за спину на Франсуа.
– Мимо мишени… – сказал Данил, ничуть не рассердившись. – Бывают ситуации, когда никакие деньги не смогут ничего компенсировать. Я не просто платный исполнитель – ваши дружки собрались развалить и мое предприятие. Тут никаких денег не хватит. А этот элегантный господин, на коего вы показали столь пренебрежительно, не перекупается по одной-единственной простой причине: не перекупаясь, он сохранит репутацию незапятнанной и благодаря этому заработает столько, что опять-таки бесполезнылюбые контрпредложения… Мы не продаемся как раз оттого, что – циники.
– И все же?
– Давайте оставим это. У вас в «дипломате» обнаружился крайне интересный листок. В самолете, должно быть, набрасывали? Кружочки с буквами, стрелочки… Буквы очень напоминают сокращенные до аббревиатуры названия иных столичных газет, план информационного обеспечения акции?
Пацею должны были показать?
– Я и не говорила, что знаю какого-то Пацея…
– Скажете, – заверил Данил. – Вы поверьте, мы люди без всяких предрассудков, я уже говорил. Палач не знает роздыха, и все же, черт возьми, – работа-то на воздухе, работа-то с людьми… Что вы морщитесь? Не нравится такая поэзия? Привыкли к чему-то более элегическому? Есенина вам почитать? Извольте. Пей со мною, паршивая сука… Не морщите носик, это тоже Есенин. Хотя я ни за что не стал бы пить с прошмандовками вроде вас…
– Слушайте, вы!
– Возможно, я и был бы с вами более галантен.
Очень может быть. Но здесь убивают людей, вы понимаете? Людей убивают. В том числе и совершенно непричастных, виновных только в том, что в их смерти кто-то увидел неплохую декорацию…
– Не понимаю, о чем вы, – сказала она высокомерно. – Я в жизни и пальцем никого не тронула. И мои знакомые тоже.
А ведь я ее ненавижу, подумал Данил. За прошлое, пусть она к нему и непричастна. Нет ни капли ненависти к тем вождям, которых охранял когда-то, зато скулы сводит при воспоминаниях о той своре дочки, племянники, дядья, холеные бляди, прихлебатели, мужья внучек-страшилок, трахавшие их исключительно в темноте, стиснув зубы… И это вовсе не злоба безропотного лакея, тут нечто серьезнее: свора сама по себе была скопищем пустышек, ничтожеств, процветавших исключительно за счет близости к охраняемому телу.
Вожди, как к ним ни относись, все-таки были личностями, по крайней мере, пока не одряхлели до маразма…
Так что очаровательная Ада – всего лишь скверное, дешевое, в мягком переплете переиздание. Из той же своры.
– Удивляюсь я твоему ангельскому терпению, – подал голос Франсуа. – Я бы не смог с этой блядью столько времени вести светские беседы, да еще улыбаться почти мило.
– Ларчик просто открывается, – усмехнулся Данил. – У нас немало времени, можем себе позволить многословие… Впрочем, времени не так уж и много…
Ада, мне интересно, вы хоть понимаете, что своей алчностью мно-огое запороли? Если бы не ваши ставочки против Батьки, на вас могли и не выйти вообще, остальных так и так взяли бы за хобот, но вы могли проскользнуть сквозь невод, оставшись совершенно мне неизвестной…
– Послушайте, – досадливо поморщилась Ада. – Не пора ли кончать этот балаган? Я совершенно не представляю, чего вы от меня требуете. Я хочу встать и уйти отсюда. Я понимаю, вы мне не дадите подбежать к окну, разбить стекло, заорать на всю улицу… А вы-то понимаете, что вам оторвут головы?
– Антураж виноват, – снова вмешался Франсуа. – Я тебе говорил, такие декорации ей внушают ложное спокойствие. Обычная городская квартира, за окном солнышко светит, машины ездят… Ее надо сунуть в какой-нибудь подвал и для начала дать пару раз по гладкой мордашке. Можно, я с ней поработаю?
Сыграем в Билла и Монику, красотка, а если начнешь кусаться, кости поломаю, они у тебя тоненькие…
Ада, сбросив его руку, вскочила:
– Вы, пидора, понимаете или нет… Данил с превеликим удовольствием залепил бы оглушительную, смачную пощечину – так, чтобы рухнула в кресло.
Замахнулся – и с трудом удержал руку, сообразив, что ему хочется бить эту сучку. Не ради информации, не истины для, попросту бить и бить, пока с холеной мордашки не пропадет всякая спесь…
Он перевел дух, громко позвал:
– Митрадора Степановна!
Вошла Митрадора, в тренировочном костюме, без всяких, конечно же, регалий. Воззрилась на Данила с равнодушной готовностью обученной овчарки.
126 
