182 
Я видела это так ясно, словно он стоял передо мной в своей второй ипостаси.
А он видел меня.
Оборотень придвинулся так близко, что я почувствовала его дыхание у своего виска. Жадное, прерывистое. И сердито вздернула губу, зная, что оно означает.
– Прекрасно, – проворчал он, облизываясь, – здоровая крепкая самка. Не слишком молодая, зато, полагаю, опытная?
– Да пошел ты в задницу, – скучающе бросила я. Ох, плохо... неубедительно.
Мерзавец. Он, разумеется, безошибочно учуял то, что я знала за неделю. Увидел, как от его резко изменившегося, властного запаха по моему телу пробежала непроизвольная дрожь.
– Завтра она придет в охоту, Тай. – Он наклонился и лизнул меня в шею, неспешно протянув нечеловечески шершавым языком от ключицы до мочки уха. – Весьма кстати. Как там селяне обозвали наших малышек? Загрызнями? Уверен, для ваших – и наших! – общих деток они придумают что-нибудь позвучнее.
Кажется, я побледнела, ибо он продолжил разговор исключительно ради своего удовольствия. Я и так всё прекрасно поняла... и представила.
– Угадала. Ты посидишь здесь несколько месяцев, вынашивая мне маленького зубастого волчонка. Желательно самца, а, впрочем, на твой выбор. Главное – нужный набор свойств. Кстати, Тай, твой бывший любовничек нам так уж нужен? Может, подкормим наших крошек?
– Нужен, дорогой. Потерпи еще недельку. Я взяла за основу экспериментов его теорию о магическом происхождении нежити, но не хватает еще нескольких выкладок, а у меня нет времени в этом разбираться.
– Как-то уж больно легко он согласился. – Оборотню, как и мне, придраться было не к чему: Верес вел себя безупречно-идиотски – с точки зрения того, кто никогда не любил.
– Ты еще не видел, как я над ним в Стармине измывалась, а он только блаженные слюни пускал. Не волнуйся, я на всякий случай за ним пригляжу. Хотя он и колдовать-то сейчас толком не может, одно слово, что маг.
Успокоенный зверь снова обратился ко мне.
– Завтра я вернусь, детка. – Он с нажимом, на грани боли провел когтем по моей щеке. – Надеюсь, ты будешь ждать меня с нетерпением?
Я не сочла нужным отвечать. Не ему, по крайней мере.
– Ты нужна ему не больше, чем Верес – тебе, – с брезгливой жалостью прошептала я, глядя на Тайринн. – Игрушка, которой натешатся в свое удовольствие и выкинут на помойку... перед этим безжалостно сломав о колено.
Оборотень только оскалился, покровительственно гладя Тай по спине, как прежде она загрызня.
Чародейка хрипловато рассмеялась, потерлась щекой о его плечо:
– Верить в вечную любовь могут только романтичные дурачки вроде нашего общего знакомого. А мы с Этвором держимся друг друга, пока нам это выгодно и... приятно.
Но я, словно не слыша ее, всё сильнее кривила губы в торжествующей усмешке:
– А ведь я задела тебя, ведьма. Ты цепляешься за него, как репей за собачий хвост. Ревнуешь даже к волчицам, которые породили ему вурдалаков, хоть это и было частью твоего же плана. А ко мне – тем более. И знаешь, в чем твоя главная беда? Он это тоже чует. Что может крутить тобой во все стороны... и не только в постели.
– Пойдем, дорогая. – Мужчина тронул чародейку за рукав, втайне от нее посылая мне улыбчивый оскал. Умница, Шелена, угадала. Только лучше бы сначала вспомнила, как «любят» подобных пророков. – Ты же знаешь, сколь благотворно влияет на фантазию и разговорчивость здешняя обстановка.
«Ненавижу оборотней!» – подумала я и, осознав комизм этой мысли, начала безудержно хихикать. Пусть думают, что нервное, плевать. Тем более не так уж далеко от правды.
– Иди, я догоню. – Тайринн подождала, пока он, беззаботно насвистывая, поднимется по лестнице. – Ты права, тварь, – прошипела она, уже не сдерживая ни искажающей лицо злобы, ни дрожащего голоса. – Ты меня задела. Но не больнее, чем я тебя. И это – только начало!
И, прощально всадив мне кулак в живот – предусмотрительная девочка, а то я бы ей еще чего-нибудь приятного сказала! – вышла вслед за оборотнем.
Отдышавшись, я устало обвисла на цепях, уставившись в потолок. Бывало и больнее. Но. так унизительно – ни разу.
Они не сказали, отпустят меня после этого, убьют или просто забудут в темнице.
Я и так знала.
Если оборотни ненавидели друг друга, о спаривании не шло и речи. Если любили – тем более. Созревший плод убивал свою мать, выбираясь наружу при помощи когтей и клыков.
Он медленно спускался по гулким ступеням, словно задумываясь над каждым шагом. Я бы не удивилась, если бы, надолго замерев, шаги стали удаляться – гораздо быстрее.
182 
