24 
— Ну что вы, — рассеянно отозвался Савельев. — Не так уж это жутко, как вам сейчас представляется.
И все же… Он помнил, он помнил собственное потрясение, не столь уж далекое от «жути», когда его стали посвящать в события грядущего. Смесь самых разнообразнейших чувств, от удивления и страха до какого-то унизительного бессилия перед неотвратимостью всего, что еще только произойдет. Некоторые в такой ситуации напивались — командование закрывало на это глаза, чуть ли не подталкивало к тому. Он не пил. Но первые несколько дней и впрямь, если подумать, выглядели жуткими…
Главное, он выдержал эту лавину подробностей — а ведь некоторые не выдерживали, уходили. Говорили даже, что один офицер пустил себе пулю в висок. Он выдержал. И ни о чем теперь не жалел — завороженный, особенно чуточку зная свое собственное будущее…
— Простите, я не расслышал, — спохватился он, поглощенный собственными мыслями. — Вы что-то говорили?
— Да, я хотел спросить… Куда мы теперь?
— Пожалуй, я уже видел все, что мне нужно. Получил все, что нужно, — он глянул на запечатанный конверт и хомяковскую папку под мышкой. — Пора возвращаться в Гатчину…
Глава V
БУКВА «АЗ»
Липунов неторопливо шагал вдоль садовой решетки, слегка помахивая тростью со строгой серебряной рукояткой. Приходилось признать, что сей субъект нисколько не похож на образ террориста, сложившийся у части несведущей публики: этакий взъерошенный, дурно одетый персонаж с торчащими во все стороны космами, в очках, давно небритый, лицо искажено злобою и садистической гримасой…
Ничего подобного. По улице неспешно шествовал прекрасно одетый, респектабельный барин из тех, кому городовой поспешит при иных обстоятельствах отдать честь. Красивое лицо — породистое, энергичное, волевое. Ничего удивительного, что сумел, по-мужицки выражаясь, охомутать светскую красавицу и столько лет выступать в роли законного аманта…[2]
Поручик рассматривал его на экране без особого интереса — успел уже наглядеться. Просто-напросто другого занятия не нашлось. Наблюдатель в другой комнате, занимавшийся первой «вспышкой», той, что случилась у Бутырского вала, пока что так и не появился — следовательно, результатов еще не было. Точное время-то известно, а вот с точным местом обстоит немного похуже: аппаратура Особой экспедиции, как ему объяснили, особо скрупулезной точностью похвастать пока что не могла, и зафиксированная ею точка располагалась на участке длиной в несколько десятков метров. «Вспышка» к тому же была кратковременной, буквально в несколько секунд — так что наблюдатель, служака прилежный, обшаривал указанное место практически поминутно. Так что времени, еще до начала работы было ясно, уйдет изрядно. Чтобы не торчать в той комнате, терзаясь неизвестностью и нетерпением, поручик и взялся наблюдать за Липуновым — благо день выдался спокойный, и добрая половина наблюдательных комнат оказалась свободной, так что он без всякого труда заполучил в свое распоряжение две сразу. Повезло. Иногда не то что все до единой заняты — очередь возникает…
Пожалуй что, у Савельева были причины немножко гордиться собой. Как-никак впервые за все годы существования батальона он первый додумался до этакой штуки: наблюдать за былыми, но в то же время и за текущими событиями. Так случается: никто до сих пор не додумался до очень простой вещи, потом пришел некий человек, взял да и додумался — и остальные чешут в затылках с восторгом и завистью, недоумевая, отчего столь незатейливая вещь никому прежде не пришла в голову…
Еще в поезде, по пути из Петербурга в Гатчину, ему вдруг, опять-таки по-мужицки выражаясь, в темечко стукнуло. Это потом он испытал законную легкую гордость, а в тот момент поразился: неужели никому раньше в голову не пришло?
Оказалось, не пришло! Все это время как бы молчаливо подразумевалось, что былое и грядущее — это нечто, далеко отстоящее от нашего времени: на годы, самое малое, на месяцы…
А поручик взял да и подумал: черт побери, но ведь былое — это и то, что произошло минуту назад! Да что так — секунду. Время от былого к грядущему течет неостановимо. Вот только что загасил в пепельнице докуренную папиросу — и это событие моментально стало натуральнейшим былым…
Наблюдательная аппаратура, изначально не рассчитанная на этакие свершения, не смогла бы узреть то, что происходило не то что пару секунд назад, но и минуту. Немного одуревшие от высказанной сторонним человеком идеи господа физики заверили его, что в течение буквально нескольких дней справятся и с секундами — но пока что пределом стали пять минут. Липунов, которого он видел, шагал по улице не в тот же миг, а пять минут назад — но не столь уж это важно, привередничать нечего, вполне достаточно…
24 
