99 
Мать рванулась вперед.
— Родни, нет! — кричала она.
Грегор не поднял взгляда. Не поднял, пока клинок не вонзился в шею Родни и не вышел окровавленным с другой стороны. Тогда Грегор взглянул прямо на меня. И улыбнулся.
Я не отрывала глаз от его изумрудного взгляда. Ни когда он пинком отшвырнул отрубленную голову Родни к моей матери, ни когда неторопливо, размеренно зашагал ко мне.
Я остановилась, словно во сне. Выронила ножи и уставилась на подходящего Грегора. Слышала крик Кости, но будто издалека. Глухие удары в груди возвестили, что сердце мое снова бьется, но даже это не имело значения. Я не замечала ничего, кроме неудержимой ненависти, наполнившей меня, вздымавшейся набирающими высоту волнами, пока она не выплеснулась наружу.
Потому-то я не увидела ничего необычного в том, что трава у меня под ногами вспыхнула. В красной мгле, застилавшей глаза, это казалось вполне естественным. Не должна существовать трава, впитавшая кровь Родни. И дом, в котором Грегор пытал мою мать, тоже должен исчезнуть. Все здесь должно сгореть. Все. До. Последнего.
Красно-рыжие языки пламени пробежали по траве к дому, поднялись по стенам, сплелись, покрыв крышу горящим ковром. Потом трава вокруг Грегора превратилась в пылающую арену, огонь взметнулся по его ногам. Зрелище порадовало меня, но этого было мало. Я хотела, чтобы кожа его трещала и корчилась. Чтобы весь он рассыпался горячим пеплом. Сейчас же.
Деревья вокруг меня взорвались, но я не отводила взгляда от Грегора. Гори! Гори! Других мыслей у меня не было. Все остальное не существовало. Не было матери, рыдавшей над телом Родни, не было воплей охваченного огнем Грегора.
— Кэтрин, стой! — завопил он.
Внутри у меня что-то усмехнулось. С чего он взял, что я в ответе за этот прекрасный пожар? Должно быть, Ниггер разбросал по пути какую-то новую взрывчатку. Или Кости. Надо вытащить из огня мать, пока Грегору не до нее. Но я не могла заставить себя двинуться. Горячие великолепные волны гнева, бившегося во мне, приковали меня к земле. Гори! Гори!
— Котенок!
Голос Кости разрушил мое оцепенение. Я взглянула на него, удивилась, почему он освещен красными и синими бликами. И все вокруг тоже. Кости рубанул клинком стоявшего перед ним вампира и отшвырнул его в сторону. Теперь ничто не загораживало его от меня, и я видела, что лицо его сведено ужасом.
Он смотрел на меня — но не в лицо. Я опустила взгляд и ахнула. Руки мои до локтей светились голубым светом, охваченные пламенем, которого я почему-то не чувствовала. Оранжевые и красные стрелы били из моих пальцев, опаляя все передо мной до самой крыши дома.
Кости подбежал ко мне, обнял, не обращая внимания на огонь.
— Чарльз, забирай Джастин! — крикнул он, и ноги мои вдруг оторвались от земли.
Сквозь красно-голубую пелену перед глазами я видела, как Ниггер подхватил мою мать и взмыл вверх. Грегор и его дом полыхали внизу, но я видела, как Грегор катается по уцелевшему от огня клочку земли, сбивая пламя.
«Убийца!» — вновь вспыхнула во мне дикая мысль. Взгляд затянуло красным, и Грегор завопил, уворачиваясь от новой вспышки.
Облака раздались, и луч света ударил мне в лицо, сметя кровавую пелену. В то же мгновение Кости впился мне в горло, сильно всосал кровь.
Последнее, что я видела, — слепящие тона рассвета, похожего на пожар.
32
Открыв глаза, я наткнулась взглядом на голые бетонные стены. Потом надо мной склонилась темная голова.
— В порядке, Котенок?
Лицо Кости, измазанное сажей. И в комнате густо пахло дымом. Первым делом я взглянула на свои ладони. Лежат на животе, бледные и невинные. Может, мне все почудилось?
Я села так поспешно, что столкнулась лбом с Кости. Менчерес стоял в нескольких шагах поодаль. Комнату я узнала — здесь запирали вампиров.
— Тише, милая. — Кости погладил меня по плечу.
В надежде, что после взрывов я просто потеряла сознание и все остальное было ужасным кошмаром, я спросила:
— Мама? Родни?
— Она в безопасности. Его больше нет, — хрипло ответил Кости.
Родни погиб на самом деле, значит, и огонь был настоящим. Огонь, исходящий из меня.
Я не хотела верить, но помнила — еще как помнила! — свой восторг, когда выбрасывала из себя ненависть и гнев и видела, как они преображаются в пламя.
— Я — пирокинетик!
Я заговорила вслух, не сводя глаз с лица Кости, в надежде, что он найдет другое объяснение. Не нашел.
99 
