очень нудно 
127 
— Любопытно… — сказал Пушкин. — Не вижу я здесь особых загадок, но проверить все же не мешает. Хотя я, откровенно говоря, не возьму в толк, каким образом могут представлять угрозу для августейшей фамилии старые чертежи… Притом чертежи мест, которые с тех пор изменялись неоднократно, и новые здания возводились при Павле и Александре, и парки меняли облик… Хочешь, изложу скороспелую догадку? При матушке Екатерине в тех местах был зарыт клад, о чем Навроцкий-старший не подозревал, но в его бумагах есть понятные для посвященного указания…
— Клад в Сарском Селе?!
— Я же говорю, что это не более чем поэтическая фантазия, — сказал Пушкин. — Ничего другого не приходит пока что в голову. Но я проверю этого немца самым тщательным образом. Лучше поднять тревогу по пустяку, чем пропустить нечто важное. — Он продолжал деловито: — Дом Никишина та печка, от коей следует танцевать согласно мужицкой поговорке, а потому…
Он замолчал, и Вяземский глянул на него чуть ли не с испугом: Пушкин побледнел, как смерть, замер, глядя куда-то вдаль. У него был вид человека, узревшего нечто жуткое.
— Что случилось?
— Ты не поверишь… — сказал Пушкин, все еще глядя в ту сторону. — На Невский только что свернула коляска, и там сидела она…
— Кто?
— Катарина де Белотти… Та, кто так себя именовала. Волосы у нее сейчас, правда, другие, не золотистые, а скорее каштановые, но посадка головы, осанка, фигура… Это она!
— И где же эта коляска? — спросил Вяземский тоном, который Пушкину чрезвычайно не понравился по причине его несомненного легкомыслия.
— Уже далеко. Вон, видишь…
— Коляска, и в самом деле, имеет честь ехать по Невскому, с каждым мигом удаляясь от нас… — сказал Вяземский. — Что до прочего — тебе наверняка показалось. Что ей делать в Петербурге? Ежели намерена тебе отомстить за нанесенный тобою урон, то вряд ли для этого она избрала бы обходной путь — беспечные променады по Невскому. Показалось тебе, душа моя…
— Возможно, — сказал Пушкин с сомнением. — Но сходство поразительное… Я устал, наверное… А потому, ты прав, займемся делом…
Он поклонился и пошел прочь, все еще глядя в ту сторону, куда укатила запряженная парой каурых коляска, канареечно-желтая, с черными крыльями — это сочетание цветов поневоле вызвало в памяти флаг Австрийского дома, а затем и покойного графа Тарловски, а там, согласно с логическим бегом мыслей, и лицо Алоизиуса, и их незадачливые и жуткие приключения… Он ничего не мог с собой поделать, прошлое держало цепко, не став еще, собственно, прошлым, поскольку все произошло совсем недавно…
Его люди двинулись ему навстречу: простецкого вида Тимоша Ильин, из однодворцев, незаменимый в роли ищущего места разбитного лакея, и отставной прапорщик Красовский, владелец полузабытого им самим именьица под Саратовом, променявший военную и статскую карьеру на незавидный пост рядового сыщика — поскольку по складу характера и натуре именно в этом занятии видел смысл жизни.
— Немец, Александр Сергеич, как на ладони, — деловито сказал Тимоша. — Посидел я вечерок в полпивной с его камердинером, затраты получились смешные, зато выболтал он о хозяине все, что знает… Вот только интересного там ничего нет. Немец как немец: на службу ходит аккуратно, хоть часы по нему проверяй, вдов, содержит охтинскую мещаночку, но обставлено это с немецкой скукой, без пыла, страстей и всеобщей огласки. В картишки любит перекинуться, главным образом у Никишина. По четвергам у себя вечеринку устраивает — раз в неделю, с немецкой педантичностью. А вот странностей за ним никаких не водится — и вплоть до самого последнего времени никаких таких коллекций не собирал. Камердинер, когда я его к этой теме подвел десятой дорогой, аж глаза от удивления выпучил: ничего такого за барином не замечал за все время службы, если что наш господин Готлиб и собирает коллекционным образом, так это денежку копит — но не какую-то там античную, а сугубо нынешнюю, имеющую хождение…
— Полный перечень его знакомств составлен, — солидно вмешался Красовский. — С разнесением по графам: сослуживцы, соседи, карточные постоянные партнеры, соседи его охтинской симпатии, а также прочие… Какие будут распоряжения?
Какое-то время Пушкин колебался, но потом решился задать волновавший его вопрос.
— Пока что не имеющие отношения к немцу, — сказал он, радуясь, что правила службы не требуют от него давать подробные объяснения, зачем ему понадобилось то или другое. — Начнем с вас, Дмитрий Иванович. Совсем недавно тому, когда вы здесь уже стояли, на Невский свернула коляска, желтая с черными крыльями. В коляске сидела дама…
127 
