11 
Фон Шварц ощутил прилив радости. Надежда вспыхнула вновь — ну что в обычных условиях делать городовому на ничем не примечательном купеческом складе, тем более у двери, за которой… Разве что место преступления охраняет… но нет, не должно быть таких совпадений.
Завидев подходившего, городовой проворно вскочил:
— Господин, сюда запрещено…
Смерив его ледяным взглядом, фон Шварц процедил сквозь зубы — высокомернейше:
— Что бы ты понимал, ба-а-алван… Тебя что, не предупредили о жандармах в партикулярном?
— Ну… да…
— Вот и думай, — сказал фон Шварц, отстранил плечом пытавшегося посторониться служивого, потянул дверь на себя. Петли и не скрипнули.
Он оказался на небольшой площадочке из дырчатого железа, откуда вниз уходила такая же лестница с перилами из металлических прутьев. С первого взгляда оценил обстановку и едва не разразился ликующим воплем — словно какой-нибудь дикий африканец из романов Буссенара.
Везение его не покинуло. Обширное помещение, углубленное в землю, с узкими окошками под самым потолком, ярко освещено электрическими лампами. Слева в три ряда — высокий, почти до потолка штабель фанерных ящиков, обшитых по углам металлической лентой. «Карета» стоит буквально впритык к нему — между ней и крайним ящиком пустое пространство шириной всего-то в ладонь. Окажись тут четвертый ряд… А, впрочем, и в этом случае, окажись рычаг свободным, фон Шварц рванул бы его, не задумываясь, пусть даже «карета» и срослась бы с чем-то посторонним. Никто ничего подобного не делал прежде — но лучше уж погибнуть к чертовой матери при неудаче, нежели таскаться по этому миру бесприютным бродягой.
Вот только возле «кареты» толпилось человек восемь — кто в штатском, кто в вицмундирах. На головах двоих он увидел инженерные фуражки. Справа лежали синие баллоны, стоял какой-то агрегат и человек в промасленном бушлате возился со шлангами и гнутой трубкой… «Ага», догадался фон Шварц, «они решили, не мудрствуя, вскрыть бобину „кареты“, наверняка утомленные долгими и бесплодными усилиями подобрать шифр…»
Все это пронеслось у него в голове буквально в секунду. Он стал спускаться, но никто не обернулся в его сторону. Помимо воли, на лице играла широкая дурацкая ухмылка, а губы сами собой насвистывали:
- — Так пусть же Красная
- сжимает властно
- свой штык мозолистой рукой!
- С отрядом флотским
- товарищ Троцкий
- нас поведет в последний бой!
Положительно — он испытывал сущее блаженство… Там — внизу мастеровой что-то сделал, и на конце трубки вспыхнуло коротко остренькое пламя. Шагнул к «карете», примеряясь…
Оглянувшись через плечо, фон Шварц увидел, что успел задвинуть внутренний засов (когда он это сделал, совершенно выпало из памяти). И рявкнул:
— Отставить! Всем отойти к стене!
Вот тут все дружненько обернулись в его сторону… Уже держа в руке наган, фон Шварц одолел последние ступеньки, прикрикнул:
— Кому говорю — к стене! Эй, малый, живо погаси свою хреновину, а то…
Криво усмехнулся, видя, что никто не трогается с места, поднял к потолку вороненое дуло и потянул спуск. Оглушительно взорвалась одна из ламп, осколки мутно-желтого стекла посыпались неподалеку от стоявших перед ним.
Вот теперь они начали отодвигаться к стене медленными шажками, удивленные до оцепенения. Вот только одно из лиц стало не ошеломленным, а злым — субъект этот неуловимым привычным движением запустил правую руку под полу серого пиджака…
Не колеблясь, фон Шварц выстрелил дважды — не до сантиментов тут… Скрючившись, серый пиджак осел на пол, но еще раньше из руки у него выпал, глухо стукнув о цементированный пол, большой черный пистолет.
Судя по тому, что остальные шарахнулись к стене овечьим табунком, они все поголовно были настоящие штатские. Шпаки, цивилисты, как выражаются господа тевтоны…
Бдительно держа их под прицелом, фон Шварц бочком-бочком приблизился к дверце «кареты», протянул левую руку к прямоугольной прорези, где выступали наполовину четыре широких колесика с цифрами, глядя лишь краем глаза, большим пальцем привычно поставил шифр, знакомый ему как «Отче наш». Крутанул на два полных оборота бронзовый штурвальчик, рванул дверь на себя, отчаянным прыжком бросил тело внутрь и, тут же захлопнув дверь, принялся крутить внутренний штурвальчик так остервенело и быстро, что вмиг задраил до упора, о чем свидетельствовала вспыхнувшая над дверью синяя сигнальная лампочка. Не теряя ни секунды, метнулся к противоположной стене, накрыл ладонью красный набалдашник рычага и, перекрестившись, опустил его вниз до упора.
11 
