очень нудно 
70 
– Я вот думаю, а не проще ли было разнести то стойбище вместе с Неджем и геройски погибнуть на территории бывшей общей родины, чем так корячиться, а потом еще и сложить буйну голову на чужбине…
– Вопрос, конечно, интересный. У меня, например, четкого ответа нет. Так что пошли дальше...
Пока их поход проходил согласно предварительно полученному описанию. Попетляв среди камней, продравшись сквозь щель в скалах и держа курс на самый высокий из «шипов» гряды, они вышли, как и было предписано, к сухому руслу. Впрочем, это сейчас оно сухое, а когда тают горные снега и озеро – конечная цель их хождения за горы – переполняется, то по руслу журчит-струится поток. Но в данную минуту снега не таяли, и потому ничто не препятствовало двум славным парням проползти вверх по отсутствующему течению.
Начиная с этого самого места, где сухое русло раздваивалось, огибая валун высотою с человека, следовало двигаться только по вычерченному на карте пунктиру, следовало скрупулезнейше выполнять все полученные предписания. Отклонись они хоть на миллиметр от маршрута, хоть в чем-то прояви инициативу – хана, кирдык, секир-башка. Так сказал уважаемый Неджметдин. Кто уж там из его абреков наблюдал за тем, как обставлен купательный ритуал, сколько раз наблюдал или сколько лет – неизвестно. Но Недж Аллахом клялся, что выставляемые посты неизменны, ни разу не было такого, чтобы часовых расставляли по другим точкам. И именно та кривая, какой они должны одолеть последний участок, пролегает в мертвой зоне. Единственный путь к цели, другого нет.
Солнце медленно, но неотвратимо, как маньяк Джейсон, взбиралось на небосвод. Припекало.
Они скребли брюхом сухое русло невыносимо долго. Каждый сантиметр давался трудом и самообладанием. Держались середины – самого глубокого места. Голов – поглядеть, где там часовые и не поднялась ли тревога – не высовывали, не пацаны же, в самом-то деле. Особенно досаждали мелкие камни с острыми краями. Грешников в аду следует не в котлах варить, а заставлять ползать по мелким, острым камням.
Еле ползли секунды-улитки. Ориентир – выступ скалы, похожий на вытянутую вперед гигантскую ногу, – казалось, не просто не приближается, а еще и отступает от них по шажочку. Но главное, конечно, были не неудобства, а неизвестность. Чертовски неприятно отгонять от себя, точно мух, назойливые мысли: а не обходят ли их в данную минуту, готовя захват или расстрел…
Когда они, наконец, поравнялись с выступом, то не почувствовали даже мало-мальского облегчения. Под прикрытием выступа им предстояло перебежать к скалам, которые надежно скроют их от глаз часовых, и это, бесспорно, будет самый опасный участок на пути к озеру. Ждать удобного момента не имело смысла, потому как все моменты одинаково неудобны. Лучше уж поскорее покончить.
И они припустили.
Бежали, рефлекторно пригибаясь, чувствуя на спинах нарисованные мишени. Юркнули в скалы, повернули за нагромождение камней.
Все.
– Фу! – выдохнул Карташ. – Все ж таки не подстрелили, как каких-нибудь курей безмозглых. Маленькая, а радость!
– Как Неджметдин, сука, все выверил, тактик долбаный! – восхищение у Гриневского явственно перемешивалось со злостью. – Нет, чтобы самому воспользоваться стежкой-дорожкой, нет, нашел себе исполнителей!
– Он, боюсь, и не торопился с исполнением, не сомневаясь, что рано или поздно дураки найдутся, – Карташу с трудом давалось говорить шепотом. – А есть, интересно, кому стрелять? Может, вообще нет ни шаха, ни охраны, ни озера?
Карташ погорячился по всем пунктам перечисления. Они поднялись вверх по скале, забрались в расщелину, протиснулись выше, оказались на площадке, где вдвоем разместились едва-едва, осторожнейше, по очереди заглянули в узкую, в две ладони шириной, щель в камне. Тогда они увидели и озеро, и шаха.
И очень не понравилось им увиденное. Хотя, признаться, красивые открылись их взорам места. Такие бы на туристических открытках шлепать. Озеро, почти идеально круглое, радиусом метров десять, глубиной где-то метров пять, располагалось в чаше, выдолбленной в скальной породе мастерицей-природой. Слово «чистейшее» не передает в полной мере степени прозрачности озерной воды, заполнявшей чашу сию... если, конечно, у прозрачности, как и у свежести, есть степени. Одним словом, можно бы прозрачнее, да некуда.
Поверхность представляла собой безупречную гладь, от малейших дуновений ветра водоем закрывала естественная стена из скальных выростов. А вдоль стены полукругом вытянулись те самые руины, о наличии которых предупреждал предводитель кочевников: на темно-коричневом фоне пронзительно белела большей частью разрушенная, но местами все же почти целая, почти не тронутая временем колоннада, кое-где даже сохранились поддерживаемые ею плиты, а посредине этого сооружения размещалась небольшая круглая молельня – что-то вроде каменной беседки с углублением в центре, где, не иначе, размещался бронзовый жертвенник. Это архитектурное творение, насколько Карташ себе представлял, имело мало общего с мусульманскими традициями. Скорее уж во всем этом просматривалось нечто древнегреческое. Впрочем, ничего удивительного, если вспомнить, что эти земли довольно долгое время пребывали под властью империи Александра Македонского. Собственно, все очень даже представимо: раненые греческие воины обратили внимание на то, что после купания в горном озере раны затягиваются на редкость быстро, по своему обыкновению они, естественно, приписали чудодейственную силу озера богам и в честь этих богов соорудили здесь храм. Очень может быть, что предметы, покоящиеся на каменном дне озера, помнят тех самых раненых и исцелившихся воинов древней Эллады.
70 
