207 
— Это сказали вы, а не я.
Отец Диас задумчиво провел ладонью по затылку.
— Упомянутые мной философские мысли, которые тамплиеры позаимствовали у жителей Иудеи, содержались большей частью в гностических евангелиях. Эти евангелия император Константин в 325 году на Никейском соборе не разрешил включить в Библию, а потому они не входят в ту Библию, которую мы знаем сегодня.
— Не понимаю. — Кассандра энергично покачала головой. — Гностические евангелия? Император Константин? Библия, которую мы знаем сегодня? А что, была и какая-то другая Библия?
— Дело в том, сеньорита, что до Никейского собора не существовало книги, которую можно было бы назвать Библией. Только после того как Константин решил провозгласить христианство официальной религией своей империи, были собраны некоторые из текстов, написанные пророками и мучениками, и затем их — под руководством этого императора — собрали в одну книгу, которую стали называть Новым Заветом.
— Это сделал римский император? — недоверчиво спросила Кассандра.
— Именно так. Выслушав мнения своих советников и священников, он решил, какие евангелия нужно включить в Библию, а какие следует не только не включать, но и запретить как еретические. Разве вам никогда не казалось странным, что апостолов было тринадцать, а евангелий в Библии — только четыре?
— Вы хотели сказать, что апостолов было двенадцать, — поправил я отца Диаса.
— Нет, я сказал именно то, что и хотел сказать: их было тринадцать, — возразил священник. — Мария Магдалена тоже была одним из апостолов, причем едва ли не самым главным.
— Проститутка была апостолом?! — негодующе воскликнула Кассандра.
Отец Диас, снисходительно посмотрев на Касси, вздохнул.
— В действительности, сеньорита Брукс, Мария Магдалена была женой Иисуса из Назарета.
Кассандра замерла, словно превратившаяся в соляной столб жена библейского персонажа Лота — с отвисшей от удивления челюстью и широко раскрытыми глазами.
— Это всего лишь небольшая часть того, что решили сделать тайной на Никейском соборе, — продолжал священник. — Там также решили сделать тайной тот факт, что Иисус сам попросил Иуду предать его, чтобы таким образом он мог стать мучеником. Известно, что учение Иисуса было гораздо более сложным и гуманистическим, чем его пыталась представить тогда еще совсем молодая христианская церковь. В евангелиях, которые не вошли в Библию, Иисус Христос изображен обычным смертным человеком, которому были свойственны идеализм, воинственность и изворотливость. Константину же был нужен совсем иной Иисус — пастор, приучающий подданных императора к покорности и готовности выполнить любое требование нового руководителя христианской церкви, каковым являлся он, Константин. Именно по этой причине император велел выбрать наиболее подходящие евангелия — как по заложенному в них смыслу, так и по доступности понимания. Людям всегда нравились — и нравятся до сих пор — легенды об обладающих сверхъестественными способностями полумифических персонажах, простые по содержанию вероучения, а также обещания спасения. Именно это и легло в основу созданного Константином варианта христианской доктрины.
— Но… но почему об этом никто ничего не знает? Есть какие-нибудь доказательства того, о чем вы нам сейчас рассказываете?
— Конечно. Вы слышали что-нибудь о послании Эвгноста? А о текстах Наг-Хаммади, найденных в Египте в 1945 году? А о Евангелии от Иуды, обнаруженном не так давно у одного из торговцев древностями? — Отец Диас на несколько секунд замолчал, ожидая от нас ответа, а затем сокрушенно покачал головой и продолжил: — Конечно нет… Те немногие, кого это интересует, предпочитают не предавать данные факты широкой огласке. — Священник снова замолчал — казалось, его утомлял собственный рассказ. — Да, сеньор Видаль, доказательства, о которых вы меня спросили, существуют. Но они уже ничего не могут изменить.
— Но если вы сами не верите в постулаты христианской религии, то как же вы можете носить одеяние священника и обижаться, когда вас называют циником?
Я ожидал от отца Диаса бурной реакции на мои слова, но он лишь слегка покачал головой.
— Я понимаю ваше недоумение, — медленно произнес он, — но позвольте мне все-таки рассказать до конца ту историю, которую я решил поведать вам.
Священник тяжело вздохнул и снова повернулся к окну, сцепив руки за спиной.
207 
