23 
Передернулся, крякнул, помотал головой: нет, конечно, совсем другое дело без этой дурацкой шипучей водички, вот только пресловутый (или — пресловутое?) американский виски удивительнейшим образом напоминал вкусом добрый шантарский самогон, который ему случалось пробовать в гостях у кого-то из купцов, большого оригинала, не терпевшего ничего покупного, пившего только то, что приготовляли у него.
Совершенно тот же вкус. Ну, ничего… Приятное тепло растеклось по жилочкам, снимая напряжение. Совершенно расслабившись, едва ли не умиротворенный, Бестужев закурил и рассеянно уставился на белый конверт, лежавший тут же. Американская деловитость и тут не подвела, пока он возился с многочисленными торговцами, посыльный обернулся за железнодорожным билетом. Билет в салон-вагон, на поезд, отходящий в южном направлении, в сторону Вашингтона, через…
Достал новехонькие карманные часы — серебряные, конечно. Неприлично было бы тратить казенные деньги на золотые для собственного употребления, но и вовсе уж дешевенькие не сочетались бы с обликом молодого, чуточку расфранченного дельца, каким его тут считали.
Всего-то через три с половиной часа. В его распоряжении было, разумеется, гораздо меньше времени — в экипаже, как объяснил служащий, придется добираться минут сорок, да еще некоторое количество времени прихватить в запас на случай нередких здесь уличных заторов. Ну, никаких дел нет… Перекусить, пожалуй что, перед дорогой, и можно отправляться. Здесь будут уверены, что номер остается за ним, что он вернется, и пусть их. Хотя… Как человеку честному, следовало перед отъездом оплатить все понесенные гостиницей расходы, сказавши, что он может и не вернуться в ближайшие две недели. Негоже русскому офицеру съезжать из номеров, не расплатившись, словно какому-нибудь прохвосту из коммерческих вояжеров невысокого полета либо мелкому аферисту…
В Вашингтоне его уже, должно быть, ждали: перед тем, как начать возню с явившимся его экипировать народом, он написал телеграмму на французском, велел служащему перевести на английский и отправить немедленно. Тот и отправил, конечно. Гостиница была первоклассная, а потому где-то тут располагалась и комнатка собственного телеграфиста. Короткая телеграмма, самого безобидного содержания — однако неведомый Бестужеву господин Шабранский должен моментально сделать из нее вывод, что заочно ему знакомый господин Фихте, вопреки официальным сообщениям, не мертв, а вовсе даже живехонек и намеревается прибыть при первой же оказии. Учитывая, какое значение придается этому делу, учитывая, что по дну океана меж Новым и Старым Светом давным-давно проложен телеграфный кабель… Пока Бестужев преодолеет с комфортом отделяющие его от города Вашингтона четыреста верст, известие о его чудесном воскрешении из мертвых уже наверняка достигнет и Петербурга. Нет сомнений, что Шабранский, добросовестный служака, как и предусмотрено, сообщит туда точное содержание депеши Бестужева — а уж в Петербурге-то мигом поймут, что одна из безобидных фраз сообщает об успехе дела…
Поколебавшись, он налил себе еще немного янтарной жидкости — он же не собирался нарезаться, господам русским офицерам подобные порции привычны… Поднял стакан, приветствуя свое отражение в зеркале, — ну, вылитый мистер!
Отражение, как ему и полагалось, добросовестно повторило все его жесты. Теперь, когда он знал, какого вкуса ожидать, — хорошо пошла, скорее соколом, чем колом…
Откинулся, вжался затылком в мягкую спинку кресла, закурил еще одну. Все было в порядке. Все прошло так гладко, что это вызывало некоторую тревогу — если учитывать известные обстоятельства, вполне объяснимую…
Деликатный стук в дверь. Полицейские так не стучат — но он нисколько и не опасался здешней полиции, перед коей был безгрешен и чист, аки младенчик…
Он медлил — но не мог затягивать это до бесконечности. Что бы ни ожидало его снаружи, бессмысленно баррикадироваться в номере, а в окно десятого этажа не упорхнешь, он не птичка, Бог крыльев не дал…
И ничего, способного сойти за примитивное средство обороны, вокруг не усматривается. Ну что же, в конце концов, он находился сейчас не в притоне для варнаков, зимогоров и душегубов, а в солиднейшей гостинице, чьи постояльцы неплохо защищены от жизненных неудобств, — и те, кого он опасался, должны были это учитывать, помнить, что они все же любители, частные лица, и в качестве таковых не должны особенно зарываться…
23 
