94 
А дальше все было делом техники – если не помогали уговоры и деньги, тогда юных крестьянок просто похищали.
Естественно, об этом знали и пеоны, и власти. Но Тимоха обладал поистине уникальным умением улаживать такие проблемы полюбовно.
Деньги могут все, а большие деньги – больше, чем все.
– …Ну хорошо, днем так днем. А как это будет выглядеть?
– Эрнесто, где можно достать театральный грим и одежду пеона? – С одеждой заминки не будет, но грим… – Неужто грим для тебя большая проблема? – Я ведь не актер.
Эрнесто наморщил лоб, изображая таким образом мыслительный процесс. Что было для него отнюдь не легким делом, особенно с похмелья. – Найдем, – наконец сказал он, просветлев лицом. – Есть один человек… – Но это еще не все…
– Только не говори, что тебе для дела понадобится танк! Или бронетранспортер. Ведь ворота гасиенды можно сокрушить только с помощью тяжелой техники. – Не нужен мне танк. Достано мне пончо, рваные штаны и сомбреро. – Постой, ты что, решил замаскироваться под крестьянина?
– Хочу отобедать у Тимохи.
– Гром и молния! Это невозможно.
Я снисходительно ухмыльнулся и спросил:
– Почему?
– Ты похож на пеона, как я на президента США.
– Загримируюсь.
– А походка, повадки, язык, наконец? Да тебя раскусят, не успеешь и ахнуть. – Мне главное спокойно пробраться на задний двор, к черному ходу. – Тебе это не удастся.
– Ты сам видел, что во время обеда охраны немного. Ночная смена отдыхает перед выходом на дежурство, а остальные не в состоянии за всеми уследить.
– А ты разве не заметил, что пеоны проходят под аркой, где, похоже, установлен магнитометр для проверки на наличие оружия? – Заметил. Ну и что? – У крестьян отбирают даже перочинные ножи.
Я пренебрежительно отмахнулся:
– Оружие мне не нужно. Если потребуется, я могу его позаимствовать у охранников. – И то верно… – Еще как верно. – Но ведь пеоны могут сдать тебя охране со всеми потрохами.
– Нужно выбрать небольшую, отдельно работающую группу, заплатить им за молчание – и все будет в ажуре. Не думаю, что они от Тимохи без ума.
– Возможно, возможно… Грим и одежду я, конечно, найду… Но с пеонами буду говорить сам. – Конечно.
– И если они тебя вложат, я их даже из-под земли вырою. Я всех заставлю поклясться на Библии. И пусть попробуют нарушить клятву…
– Вот и решили. Но ты меня еще и прикроешь.
– Как?
– Вон ту возвышенность видишь?
– Вижу. – И деревья. Там отличное место для засады. – Кто спорит…
– Возьмешь крупнокалиберный пулемет, побольше патронов, и в случае чего – бей по вилле до упора.
– А как я узнаю, когда начинать?
– Или я дам знак – какой, еще оговорим, – или в определенное время. – Ладно, попробуем. Это лучше, чем торчать без дела. – Ну… – И все равно, мне твоя идея не по душе.
– Мне тоже. Но иного выхода нет…
Глянув в зеркало, я и сам себя не узнавал.
На мне была полотняная рубаха и заплатанные штаны. А на голове красовалось огромное сомбреро, лучшие времена которого прошли не менее чем десять лет назад.
Смуглое изможденное лицо и вислые усы делали меня похожим на закарпатского вуйка. И только глаза блестели пронзительно и молодо, что следовало учесть, влившись в группу пеонов, которые шли на обед.
Обед скорее напоминал ранний ужин; после него пеоны расходились по домам. Зато и начинали они работать в пять утра.
Иногда по праздникам им перепадало и кислого винца. А потому этот факт как раз и был главной темой разговоров, пока пеоны топтали босыми ногами пыль проселочной дороги.
Вместе со мной шли четырнадцать человек, все мужчины. Я присоединился к ним, когда группа поравнялась с небольшой рощицей.
Моего появления они, казалось, не заметили, будто я был бестелесным призраком. Похоже, Эрнесто несколько переусердствовал.
Когда нас запустили на задний двор, мои попутчики оставили меня, заняв самые дальние столы. Это тоже было заранее оговорено – зачем людям лишние неприятности?
У вожделенного черного хода, как на зло, стоял охранник, здоровенный метис с тупым плоским лицом и сальными волосами.
Похоже, черный ход вел прямо на кухню, потому что оттуда на подносах выносили лепешки и горшки с маисовой кашей.
Не долго думая, я едва не вырвал уже пустой поднос из рук подслеповатой кухарки и, прихватив с собой еще и какую-то корзину, с независимым видом прошел в открытую дверь кухни.
Метис на меня даже не глянул.
94 
