34 
– Что ж, в том, что вы говорите, есть своя справедливость, – признался д’Артаньян, понурив голову. – Не могу этого не признать… Простите, что отнял у вас время…
И он, видя полное крушение всех надежд, попытался было встать, но де Кавуа, сжав его плечо неожиданно сильной рукой, принудил остаться на месте.
– Мой вам совет, д’Артаньян, – сказал он повелительно: – избавьтесь от глупой обидчивости. И научитесь выслушивать собеседника до конца. Наш разговор далеко не закончен… Вам и в самом деле рановато пока надевать плащ моей роты. Но это отнюдь не значит, что я намерен отправить вас восвояси. Черт возьми, у вас есть задатки. Наберитесь же терпения и ждите случая их проявить. А что до службы… Что вы скажете о зачислении кадетом в одну из частей Королевского Дома? Право же, для бедного гасконского недоросля это не столь уж плохая первая ступенька… Что скажете?
Д’Артаньян про себя признал, что слова капитана полностью справедливы, – Королевский Дом, или Старые Корпуса, как еще именовались гвардейские части, был неплохим карьерным началом для нищего приезжего из Тарба…
С похвальной скромностью он спросил:
– Позволено ли мне будет выбрать меж конницей и пехотой?
– Пожалуй, да, – подумав, кивнул де Кавуа. – Итак? Что вы выбираете – телохранители, стражники или рейтары?
– А не объясните ли провинциалу, – сказал д’Артаньян, – в которой из этих рот больше людей, разделяющих мое отношение к господам королевским мушкетерам?
– Пожалуй что, в рейтарах, – не задумываясь, ответил Кавуа.
– В таком случае соблаговолите считать меня рейтаром.
– Охотно, – сказал де Кавуа и, вернувшись за стол, придвинул к себе письменные принадлежности. – Я сейчас напишу записочку к господину де Ла Селю, который, получив ее, немедленно зачислит вас кадетом к рейтарам. По этой же записке вам выдадут седло рейтарского образца, кирасу и шлем. Об остальном, увы, вам следует позаботиться самостоятельно… У вас есть конь?
Д’Артаньян ответил унылым пожатием плеч.
– Не удручайтесь, – сказал де Кавуа с веселыми искорками в глазах. – Так уж случилось, что некий неизвестный благотворитель, чье имя я никак не могу назвать, поскольку связан словом, желает оказать вам некоторую помощь…
И он, открыв ящик стола, выложил перед собой приятно зазвеневший кожаный мешочек.
– Здесь сто пистолей, – пояснил капитан. – Вполне достаточная сумма, чтобы обзавестись подходящей лошадью и кое-какими мелочами, необходимыми гвардейцу… Я надеюсь, вам не свойственна чрезмерная щепетильность?
– Ну что вы, господин капитан, – живо сказал д’Артаньян, проворно сунув в карман столь неожиданный подарок судьбы. – Как говорят у нас в Беарне, если перед тобой упала с ветки груша, не следует пинать ее ногой, в особенности если она спелая… Передайте мою горячую и искреннюю благодарность неизвестному дарителю… – Тут в голову ему пришла неожиданная мысль, и он решительно продолжил: – А то слово, которым вы связаны, не позволяет ли все же уточнить – о неизвестном дарителе идет речь… или о неизвестной дарительнице?
– Увы, не позволяет, – с непроницаемым видом сказал де Кавуа. – Могу лишь сказать, что данная особа искренне к вам расположена…
Д’Артаньян понял по его решительному виду, что ничего более не добьется, – и распрощался, рассыпаясь в выражениях, полных благодарности.
Отсюда он первым делом направился на Пре-о-Клер к лошадиным барышникам и после ожесточенного торга стал беднее на семьдесят пистолей из нежданно свалившихся с небес ста – но и обладателем весьма неплохого английского коня, которого с важным видом велел отвести в казармы рейтаров, куда немедленно направился и сам. Господин де Ла Сель, встретивший его крайне любезно, вмиг уладил нехитрые формальности, так что д’Артаньян не просто вышел оттуда кадетом – выехал на коне под рейтарским седлом.
Памятуя о двух еще гасконских пословицах, как-то: «Хоть карман пустой, да бархат густой» и «Если в кармане ни единого су, позаботься о цветном плюмаже», он незамедлительно отыскал галантерейную лавку, где обзавелся шелковым галстуком с полудюжиной цветных бантов к нему, а также пряжками, цепочками и лентами для камзола. И лишь потом поехал к оружейнику на улицу Железного Лома, где после долгого и вдумчивого изучения отобрал себе пару пистолетов рейтарского образца. И в первой лавке, и во второй он выкладывал на прилавок монеты с таким видом, словно по всем карманам у него были распиханы туго набитые кошельки, а управитель его поместий по первому распоряжению мог прислать хоть бочонок денег. Надо сказать, это произвело впечатление на господ торговцев, принимавших его за переодетого принца крови, – по крайней мере, так казалось самому д’Артаньяну, с величественным видом указывавшему, по какому адресу ему следует доставить покупки…
34 
