Лёгкий, ненавязчивый романчик 
47 
– Да вы просто людоед!
– Я, сударь? – воскликнул задетый не на шутку Перраш. – Клянусь телом Христовым и смертными муками Спасителя нашего, что я ни разу не набрасывался на людей из-за угла где-нибудь в темном переулке и не приставлял им нож к горлу, требуя принять от меня некую сумму взаимообразно! Провалиться мне на этом месте, ко мне всегда приходят сами!
– Значит, вы отказываете?
– С прискорбием, молодой человек, с величайшим прискорбием!
Д’Артаньян, опершись обеими руками на край стола, навис над ним:
– Да я вам уши отрежу!
– Вынужден вам заметить, юноша, что у вас чересчур бедная для уроженца Гаскони фантазия, – ответил Перраш, зевнув от скуки. – Уши мне обещали отрезать раз двести. А также – повесить вверх ногами на моем же собственном крюке для лампы, четвертовать, удавить, содрать кожу, набить из меня чучело, разорвать на кусочки, стереть в порошок… Прямо-таки удручает порой бедность выдумки…
– Ах ты, каналья! – взревел д’Артаньян. – Ты попросту до сих пор не имел дела с гасконцами…
Одному богу ведомо, что за жуткие вещи произошли бы в кабинете ростовщика мигом позже, но в эту самую секунду дверь с треском распахнулась, вновь избороздив тяжелой медной ручкой многострадальные обои из тисненой кордовской кожи, и на пороге показался побитый слуга в компании трех или четырех сотоварищей, прихвативших в качестве убедительных аргументов для беседы кто каминные щипцы, кто кухонный вертел.
– Ах, вот как? – воскликнул д’Артаньян, поворачиваясь к ним лицом и подбоченясь так, чтобы они в должной мере могли оценить его арсенал. – Нет уж, второй раз такая штука со мной не пройдет! Я вам сейчас покажу, канальи, как нападать на гвардейца!
И он, не колеблясь, схватился за шпагу.
– Гильом, Жан! – укоризненно произнес г-н Перраш. – Вы подумали, что будет говорить о нравах этого дома наш юный гость? Право же, он решит, что Перраш держит в услужении неотесанную деревенщину! Сейчас же убирайтесь вместе с этими сугубо мирными приспособлениями… а вы, Эсташ, задержитесь, на случай, если мне придется послать за полицией…
После короткого замешательства все, кто был, если можно так выразиться, вооружен, покинули комнату с недовольным ворчанием, а наглый слуга, скрестив руки на груди, привалился к косяку двери с самым многозначительным видом.
– Передайте вашей… родственнице, молодой человек, – победительным тоном начал Перраш, – что ваш визит только укрепил меня в прежнем решении. Ни минуты отсрочки, слышите? А вам я посоветую побыстрее удалиться из моего дома, иначе этот вот расторопный слуга мигом сбегает за комиссаром полиции, а уж он-то вам втолкует, что мы живем при таком правлении, когда не позволено являться грозить человеку, одолжившему свои собственные деньги с самыми добрыми намерениями… И получившему взамен визит наемного бретёра…
– Эй вы, полегче на поворотах! – вспылил д’Артаньян. – Я вам не наемный бретёр!
– О, прошу прощения! – моментально сбавил тон Перраш. – Я и забыл, что вами руководят самые благородные побуждения. Ах, эта счастливица Луиза! Благородные господа наперебой спешат встать на ее защиту… Увы, молодой человек, каковы бы ни были ваши побуждения, они не меняют дела. Вы сами уйдете или все-таки сбегать за комиссаром?
Д’Артаньян не убоялся бы и десяти комиссаров, не считая прочих судейских крючков, но благоразумие напомнило ему, что он явился сюда не разбивать головы и мебель, а договориться об отсрочке взыскания по векселю – каковая миссия, должно признать, с треском провалилась…
А посему он, гордо задрав голову и сжимая эфес шпаги, величавой поступью покинул обиталище современного людоеда, грохоча ботфортами со всем возможным презрением, – единственное, что он мог сделать в столь безнадежной ситуации. Как ни унизительно, пришлось отступить – этот чертов Париж был полон полиции и стражников, готовых без всякого почтения к фамильным гербам накинуться на всякого возмутителя спокойствия и нарушителя их клятых законов, несомненно выдуманных такими вот лихоимцами для защиты от справедливого возмездия…
У ворот его ждал тот самый дворянин, что сидел в приемной, пока д’Артаньян уговаривал слугу допустить его к ростовщику.
– Черт возьми, сударь, вы славно проучили этого кровопийцу! – сказал он одобрительно. – Будет впредь знать, как связываться с благородными людьми… Сразу видно королевского гвардейца!
47 
