31 
Мазур поднял голову, улыбнулся Стробачу открыто, безмятежно, можно сказать, беззаботно:
– Знаешь, в чем твоя беда, Т и м о ш? (Он по-прежнему говорил по-английски, чтобы и продажного капитана охватить игрой). Да в том, что ты, как был мелкой сошкой, так и остался.
– Это оскорбление или как? – спросил Стробач, напрягшись.
– Ну что ты, – сказал Мазур. – Мы же профессионалы, ты сам это повторяешь, чтобы я не забыл... К чему нам глупые эмоции вроде оскорблений? Это, уж прости, констатация факта. Ты всегда был р я д о в ы м. Рядовым членом группы, я имею в виду. Никогда не командовал. Сомневаюсь, что успел дослужиться до кап-три, прежде чем обрушился Союз...
– Успел.
– Поздравляю, – сказал Мазур. – Но сути дела это не меняет, мне думается. Той независимой украинской державе, о который ты с таким пафосом поминал, ты, вероятнее всего, попросту не служил. Ну какие там могли быть серьезные дела для подводного спецназа? Мне представляется, ты довольно давно подался в свободное плаванье... Прав я?
– Предположим. Что с того?
– Так я ж и объясняю... – сказал Мазур, подпуская чуточку снисходительного презрения, чуточку пока что. – Речь не идет о твоих качествах боевика. Они, я уверен, выше всякой похвалы. Нас всех неплохо учили, Тимош. Но ведь это далеко не все... Повторяю, я и не собираюсь тебя оскорблять. Просто обрисовываю ситуацию с профессиональным цинизмом. В нашем с тобой положении есть существенная разница. И я ее подробно изложу, раз уж у нас тут начался сущий фестиваль «Славянский базар»... Итак, ты и я. Ты, Тимош, если смотреть правде в глаза, всего-навсего классический белый наемник, фигура, для Африки насквозь привычная на протяжении последней полусотни лет, но, признай, довольно мелкая. Это не фигура, а пешка... Солидные бизнесмены тебе заплатили, чтобы ты пришил президента. Моральную сторону предприятия я цинично выношу за рамки – не мое дело читать мораль, меня она как-то не интересует. Черт с ней, с моралью. Каждый зарабатывает, как может. Я не о том. Так вот, ты, голубь – обычный наемник, которому бизнесмены заказали президента. И не более того. На Джеймса Бонда это ничуть не похоже – да и до Конго-Мюллера или Майкла Хора тебе, как до Китая раком...
Он сделал точно рассчитанную паузу, чтобы посмотреть, как его тирада будет воспринята. И убедился, что угодил в яблочко: Стробач задет не на шутку, он и сам в глубине души все про себя знает, но, когда слышишь это из чужих уст, да еще на публике... Притворяется невозмутимым, но ноздри-то раздуваются, и в глазенках злой блеск...
– Интересно, – сказал Стробач, старательно изображая совершеннейшую невозмутимость, – а ты, выходит, лучше? Ты-то чем лучше, Степаныч? Только не говори, что ты – фигура...
В раскладе фестиваля внезапно произошли изменения: Анка шумно заворочалась, но не «проснулась». «Молодец, – подумал Мазур едва ли не растроганно. – Соображает, что дело близится к финалу. С о в с е м просыпаться не стоит – этот облом может ее и вырубить ради пущего спокойствия, а вот так, решив, что она вот-вот очухается, и придется принимать какие-то меры, он на ней полностью сосредоточится. Их остается двое...»
– Я-то? – переспросил Мазур голосом Жоржа Милославского. – Я-то, уж извини, как раз персона. В отличие от тебя, нелегала и мелкого пакостника. Официально состою консультантом в одной из секретных служб Ньянгаталы, ведаю кое-какими аспектами безопасности президента. И здесь я, особо подчеркиваю, под своим собственным именем, вполне легально. Дипломатического ранга, согласен, не имею, чего нема, того нема, но в прочих отношениях – фигура вполне респектабельная... – вот т е п е р ь он позволил брезгливому превосходству в голосе достичь наивысшей точки: – Ты понял разницу, быдла наемная?
И видел по лицу собеседника, что попал в точку, нанес удар в самое чувствительное место. Встал из кресла, используя секундное замешательство оппонентов – не взмыл, боже упаси, выпрямился медленно, неспешно, чтобы не нарваться на дурную пулю. Стробач этому не препятствовал, все еще кипя от злости. А Мазур старательно н а г н е т а л, глядя уже откровенно брезгливо, как солдат на вошь, цедя слова через губу с барским превосходством:
– Все понял, урод? Олух царя небесного? Считай, что я тут в качестве официального лица, призванного улаживать скользкие вопросы в отношениях меж сопредельными державами. «Орион», говоришь? Так мне его здешние власти простят – в конце концов, это не их корабль, да и ситуация подходит под классическую борьбу с терроризмом лучше некуда... Дошло до тебя наконец, козлик? Мне чихать, что ты режешь уши шакалам пера, – с ними, по совести, иначе и нельзя. Но вот об меня зубки обломаешь. Потому что я – официальное лицо. Потому что здешние спецслужбы мне если не помогают, то уж не мешают. Потому что этот милый коттеджик давно под наблюдением – кто ж допустит, чтобы и со м н о й теперь что-нибудь стряслось? Я – рыцарь в сверкающих доспехах, борец с мировым терроризмом, то бишь с тобой, рожа. Это я тебе буду диктовать, как летать, как свистеть, какие показания давать – а ты, сволочь, будешь испражняться до донышка, чтобы задницу сберечь и шкуру сохранить... Что таращишься? Тебе паспорт показать на мою честную фамилию? Вон он, на столе...
31 
